Несостоявшееся обретение рая

Очевидно, что пришла пора подвести итог ещё одного грандиозного эксперимента, который Россия в 90-е прошлого столетия поставила над собой и продолжает ставить, хотя уже в гораздо меньших масштабах, сегодня. Речь идёт о попытке, предпринятой сотнями, если не миллионами российских граждан обрести новое бытие, новую Родину в странах просвещённой и богатой Европы.

Собственно, то, что она просвещена и несравнима по уровню благосостояния с нашим погрязшим в варварстве и нищете отечеством, мы знали ещё в советские времена. Последняя пара десятилетий советской власти прошли под трендом расцвета и ставшей наконец тотальной власти идеи качественного потребления. Большевистская аскеза, нещадно боровшаяся с мещанством, культом домашнего комфорта, страшное эхо предвоенных, военных и послевоенных голодных и кровавых лет, романтика оттепели, мечтавшая о покорении горных вершин, походах, археологических экспедициях, путешествиях в далёкие вселенные, — всё это в позднебрежневские времена, когда народ стал жить хоть и бедненько, но относительно сыто, сменилось безудержной жаждой благоустройства личного пространства.

Ещё в ходу была мода на собирание библиотек, но уже шмотки и аппаратура, которую тащили из-за бугра редкие счастливцы, котировались ничуть не меньше, а то и существенно выше собраний сочинений классиков.

Какой-нибудь двухкассетный "Шарп" с хромированной поверхностью и казавшимися бесконечно благородными линиями внешнего обвода, украшавший собой полку комиссионного магазина и стоивший немыслимых по советским меркам денег, воспринимался как доказательство существования цивилизации, которая в своём развитии осуществила все самые смелые мечты человечества.

О том же самом неустанно свидетельствовали жевательная резинка, джинсы, редкие на советских улицах авто иностранного  производства и случайно попадавшие на столы заморские деликатесы, схваченные строго по размеру фантастическими по цветности пластиковыми упаковками.

Какой эстетический восторг рождала эта разноцветная тара, она приоткрывала окно в чудесный, переливающийся рекламными огнями мир, в котором дышали невообразимыми ароматами триста сортов колбасы, в котором человек мог запросто, хоть каждый день, посещать стрип-клубы, в котором не было экзаменов по диамату и истмату!

Статья экономиста Ларисы Пияшевой "Где пышнее пироги?" стала одним из первых текстов, ознаменовавших собой коренной перелом в нашей жизни, получивший название "перестройка". Здесь очень важен образ, вынесенный в заголовок. Речь не идёт о достижениях человеческой мысли, о парении творческого духа, о научных прорывах. Именно пирог маркирован как синоним человеческого счастья, смысла жизни и смены цивилизационной парадигмы. И мы не просто стали смотреть на западный мир как на образец общественного быта, государственной системы, экономической модели — самые отважные храбрецы бросились осваивать далёкие пределы, благо что с границ послетали советские запоры.

Миллионы верили в то, что земля обетованная откроет им ласковые объятия, примет как своих блуждавших много лет во мраке сыновей, крепко прижмёт к сердцу, отмоет и усадит за стол. Ведь триста сортов колбасы, коль скоро они лежат на прилавках несъеденными, в истоме ожидают, когда же наконец появятся те голодные, истосковавшиеся по нормальной жизни люди, которые не просто окинут их равнодушным взором, а бросятся раскупать все эти бесконечно милые батоны и палки. И без работы прекрасный капиталистический мир не оставит никого. Пусть даже придётся начинать с самого низа — водителем такси, уборщицей, чернорабочим, но лишь бы зацепиться, стать своим в этом мире всех чудес света, реализовавшей себя сказке о бесконечном изобилии.

Прошла четверть века с момента развала Союза. За эти долгие годы сотни тысяч, миллионы бывших советских граждан, потом уже россиян, перебрались в благословенную Европу, обзавелись паспортами стран, в которых осели, обустроили свой быт и не намерены возвращаться обратно. Обрели ли они искомое счастье?

Я, проживший 15 лет в Европе, видевший множество соотечественников, могу ответить однозначно, что нет. Очень жёстко выстроенный, вертикально структурированный европейский мир готов предоставить нашим людям место только в самом низу социальной лестницы. Речь не идёт о людях редких профессий, учёных или отдельных счастливцах, сумевших выстроить на Западе свой успешный бизнес. Таких — ничтожный процент в общей массе.

Подавляющее большинство искателей новой родины получили низкий социальный статус, малооплачиваемую работу и бесконечные хлопоты по удержанию в относительном равновесии того минимально пристойного уровня жизни, который гарантирован достаточно высоким уровнем благосостояния в целом.

Да, с "пышными пирогами" у них всё в порядке — качество потребления может быть на порядок выше сегодняшнего в России, но они не стали своими в этой новой реальности, сортность их существования в глазах окружающих намертво привязана к нулевой отметке. Комплекс социальной неполноценности, порождаемый плохим знанием языка или даже если хорошим, но непреодолимо акцентированным, низкими доходами, возможно, будет преодолён, но уже детьми и внуками, которые сумеют стать психологически и ментально неотличимыми от коренных жителей той или иной западной страны.

Жизнь самих перебравшихся до скончания дней будет навсегда искалечена травмой переезда. Особая тема — это чувство непреодолимого одиночества, возникающего как результат гигантского зазора на стыке непохожих культур. На Западе хватает милых, улыбчивых, вежливых и предупредительных людей, однако общество настолько стратифицировано, его элементы так жёстко отделены друг от друга незримыми границами, что социальные взлёты и падения, характерные для России, там немыслимы.

Жизнь разных классов, людей с разным уровнем благосостояния проходит в соответствии с выделяемыми строго для конкретной социальной страты моделями поведения и существования. Вырваться из объятий удушающего кокона удаётся единицам. Большинство даже не пытаются экспериментировать, поскольку это может крайне дорого обойтись экспериментатору. Жизнь строго расставлена по шахматным клеткам, по которым следует передвигаться в строго определённом порядке.

Нашему человеку в той среде не хватает искренности чувств, солидарности, чувства локтя, эмоционального и интеллектуального размаха. Ему приходится ломать свою природу, отказываясь от привычки дышать полной грудью, переживать реальность во всю широту сердца, мыслить бескрайними перспективами. Западный человек прагматичен, расчётлив, внутренне пуст и холоден. Даже рукопожатие, которому в России придано значение ритуала обмена дружеским теплом, уверенностью в том, что всё как-нибудь сложится, сочувствием и поддержкой, теряет в Европе большую часть русских смыслов. Там это скорее жест вежливости и узнавания.

Наши граждане перестали массово выезжать на Запад, утратив веру в его неисчерпаемую благость. Точно так же, как либеральная реформа закончилась провалом, предварительно изрядно покалечив страну, поиск новой Родины не дал ошеломительных результатов. Сотни тысяч соотечественников, не желающих возвращаться в пугающую, изменившуюся за долгие годы до неузнаваемости Россию, — это потерявшая себя и потерянная для нас большая группа людей, чьё существование заполнено вязкой и стонущей пустотой бессмысленного выживания.

А триста сортов колбасы есть сегодня и на российских прилавках. Но как-то постепенно выяснилось, что вообще не в этом дело.