Самые неудачные описания секса в литературе (7 отрывков)

"Он подхватил её и положил на разделочный стол. Она сняла юбку и раздвинула ноги, простонав: "Трахни меня, как будто ты машина!" Его язык скользнул в её нутро, словно монета в монетоприёмник. Через рот Бьянки, который был способен на многое, доносилось ритмичное: "si, si!" — в такт пульсации крови в члене Саймона. Бьянка стонала, у Саймона становился всё твёрже, Бьянка сжимала свою грудь, Саймон лизал всё активнее. И вот уже Галлиен скидывает с себя робу, а Гиппократ — тогу. Бьянка хватает орган Саймона, такой горячий и твёрдый, будто его только что вынули из доменной печи, и запихивает в свой рот. Саймон внезапно цитирует Антонена Арто: "Под кожей скрывалась перегретая фабрика..." Бьянка автоматически увлажняется. Их стоны заполняют коридоры анатомического театра".

"Сделай мне одолжение, — говорит она, поворачиваясь и прикрывая грудь купальником. Я замечаю, что её руки и плечи более загорелые, чем другие части тела. Пока её лицо и промежность борются за моё внимание, я смотрю на свой кий и шары. — Давай не будем рассказывать Чарли и Сонни про нас, — продолжает она. — Иначе всё это станет похоже на мыльную оперу".

"Они лежали, глядя на расплавленный восходом горизонт. Мышца к мышце, плоть к плоти, душа к душе. Трава опутала левую грудь Теры, которая сама подобно виноградной лозе оплела своим гибким телом дьявольский торс Мэтти. Застывшие, словно мраморные статуи, фигуры влюблённых отражали отблески оранжевого рассвета. Потемневший от солнца и пыли Ян приютил изогнувшуюся буквой S Инь".

"Его поцелуй был как приказ. Она нащупала сквозь джинсы его естество, а потом нашла его язык своим и стала поддразнивать. Чувствовался вкус виски и свежего базилика. Оба понимали, что с того места, где они стоят, добраться до кровати будет затруднительно, ведь на нём всё ещё были ботинки".

"Мы занимались любовью, а потом у нас был секс, и снова секс, и снова любовь... О, мой читатель, я отнюдь не милая принцесса. Мы трахались, мы трахались, мы трахались, мы трахались, мы трахались, мы трахались! Мы трахались, источая ароматы наших тел. Запятнанная одежда, испачканные полотенца, замаранные души... Мы трахались, пока моя киска не высохла, а у Джона уже еле стоял, и с него спадал третий или четвертый презерватив. Трахались, пока у меня не наступили месячные, и продолжили, как только прекратилась сильная течь, и пенис Джона стал ярко-красным от моих выделений. Трахались, пока небесные тела не прокрутились на своих осях, пока не сломалась кровать, пока всё здание не заполнилось нашей сексуальной энергией".

"О да... — прошептал он, снимая с неё халат и укладывая на кровать. — Я хочу исследовать тебя, как доктор Ливингстон и мистер Стэнли исследовали Африку…" Он осторожно поцеловал её в губы, а затем перешёл к груди. Она была небольшой, но красивой и довольно пропорциональной, под стать её спортивному, но в то же время женственному телу. Соски кораллового оттенка гордо торчали, словно маленькие гвардейцы на параде. Он медленно сжимал левый сосок пальцами, а до правого едва дотрагивался ладонью другой руки. Она выгнула спину, оказавшись в плену двух противоположных ощущений. Затем он припал ртом к левой груди и принялся ласкать её губами, языком и зубами: целуя, облизывая и покусывая её. Она стонала и содрогалась от удовольствия, её ногти впивались в его спину, и нестерпимое желание вырывалось наружу..."

"Когда люди раздеваются, они избавляются от определённых атрибутов и условностей. Одетое тело принадлежит человеку, обнажённое — животному. Мы видим, как животная сущность птицы просится наружу, когда её сажают в клетку. Так же и раздетый человек покидает мир людей и возвращается к истокам. <...> Иногда он начинал испытывать страх, когда вспоминал, что занимается этим на рабочем месте своего отца, но потом понимал, что в отличие от него родители всё ещё в заточении, а значит, не смогут его поймать, и наступало облегчение".