Измотать и ударить. Почему оборона Курской дуги едва не привела к поражению?

В советское время Курскую битву часто называли переломной и оценивали однозначно позитивно. Мол, первое успешное наступление Красной армии против немцев летом — явный признак зрелости Советских вооружённых сил. После падения СССР появились данные по потерям Красной Армии, и стало ясно, что они много больше немецких. Некоторые историки поспешили заявить о том, что немцы на Курской дуге удачно вымотали советские войска и сорвали планы на летнее наступление в том году. Кто прав? Была ли Курская битва настоящей победой или только пирровой?

12 апреля 1943 года маршал Жуков, основываясь на данных фронтовой разведки, сообщил Сталину о предстоящем немецком наступлении с юга и с севера от Курска. Целью его было "срезать" советский выступ в немецком фронте, Курскую дугу. Ничего особо нового в этом не было. Хотя маршал об этом и не знал, но вождь уже получил такую же информацию от своей разведки. Новым было то, что маршал предложил Сталину не начинать наступление Красной армии, а вначале отразить наступление немцев в обороне, измотать их, "выбить танки". Только после этого он полагал логичным наступать. Верховный не сразу, но согласился с этим планом. Как вскоре станет ясно читателю — зря.

Всем нам хорошо известна штампованная фраза: "Лучшая оборона — это нападение". Несмотря на свою банальность, мысль очень здравая. Тот, кто планирует напасть на тебя, сам к обороне полноценно не готовится. Если упредить его и напасть первым, то застигнешь врага врасплох, небоеготовым. Так можно добиться очень многого ценой малых потерь.

Жуков до Курской битвы сам думал точно так же. Скажем, документ мая 1941 года, внизу которого стоит его фамилия, гласит: "Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развёрнутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развёртывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это и разгромить немецкую армию, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развёртывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развёртывания и не успеет ещё организовать фронт и взаимодействие родов войск".

Как мы видим, в 1941 году он тоже думал, что по готовящемуся напасть противнику лучше ударить первым — чтобы застать его врасплох. Почему же через два года он предлагает прямо противоположное? Ответ на этот вопрос следует искать в его прошлом. В ноябре-декабре 1941 года под Москвой Жуков, понимая, что наступавшие на его фронт немцы измотаны, задумал серию контрударов. Когда 5 декабря 1941 года он их осуществил, немцы дрогнули и побежали. Контрудары получились куда удачнее, чем он ожидал, и с тех пор полководец стал высоко ценить идею "сперва измотай в обороне, потом наступай". Увы, на Курской дуге так не вышло.

5 июля 1943 года немецкие войска ударили с севера (Модель) и с юга (Манштейн) Курской дуги. По советским данным, их было 900 тысяч, по немецким — 780, танков у немцев было около 2700. Советские Центральный (север) и Воронежский (юг) фронты имели 1,27 миллиона человек. Ещё 0,6 миллиона входило в Степной фронт, стоявший в резерве за спинами первых двух фронтов. Три фронта имели 4900 танков, и почти все они оказались вовлечены в оборонительное сражение. Большое преимущество было и в артиллерии, и в авиации.

На первый взгляд, советская сторона была более чем готова к тому, чтобы "изматывать". Кроме большого численного превосходства во всех видах вооружения она заготовила большое количество оборонительных полос вплоть до самого Курска. Только в полосах ответственности Центрального и Воронежского фронтов было вырыто 9240 километров траншей, установлено более 930 000 мин, из которых полмиллиона — противотанковые.

Однако на практике оборона протекала не так хорошо, в особенности в плане соотношения потерь. Да, в северной части Курской дуги Центральный фронт Рокоссовского быстро — уже к 11 июля — остановил немцев, потеряв убитыми и пленными лишь 15,3 тысячи человек, а с ранеными — 33,9 тысячи.

Но вот на юге картина была совсем иной. Для Воронежского фронта Ватутина "оборона" продлилась до 23 июля. Более того, он не смог удержать немцев от оперативного прорыва под Прохоровкой, и затыкать его пришлось частями стратегического резерва, который, по идее, вообще должны были беречь для наступления — Степного фронта. Убитыми и пленными на южном фасе за время обороны потеряли 55,0 тысяч человек, а с ранеными — 143,9 тысячи. В четыре с лишним раза больше, чем у Рокоссовского! Причём эти официальные цифры Минобороны по южному флангу Курской дуги подвергаются независимыми исследователями серьёзной критике как заниженные. Общие безвозвратные потери трёх фронтов превысили 70 тысяч.

Что же потеряли немцы? Научно-исследовательский институт (военной истории) Военной академии Генерального штаба Вооружённых сил Российской Федерации и сегодня пытается кормить народ сказками про огромные потери немцев — достаточно зайти на сайт Минобороны. Увы, это просто ложь.

Собственно, немецкие документы показывают картину, несовместимую с жалким поделием НИИ Военной академии. Группа армий "Центр" за 1–20 июля потеряла 9667 человек безвозвратно и 34 136 — ранеными. За 1–31 июля 1943 года вся группа армий "Юг" потеряла 18 808 человек безвозвратно и 62 272 — ранеными, всего 81 тысячу. При этом часть сил этих групп армий была далеко от Курской дуги и в битве не участвовала. Кроме того, потери 23 июля — 31 июля для группы армий "Юг" к советской обороне не относятся — с 23 июля Красная армия там наступала. То есть на деле в оборонительной фазе Курской дуги немцы безвозвратно потеряли не 28,5 тысячи человек, а заметно меньше.

Получается, что соотношение безвозвратных потерь для немцев и Красной армии хуже 1:2,5. Если советская оборона кого-то и истощила, то точно не немцев.

Может быть, хоть по танкам получилось измотать противника? Увы, обработавший немецкие танковые потери в Курской битве Роман Тёппель показывает, что они в оборонительной фазе битвы были в 6,3 раза ниже советских. Официальные цифры нашего Минобороны смотрятся лучше, но всё равно не радуют. По ним в обороне советские войска потеряли 1614 танков. По немецким данным, Германия за всю Курскую битву, включая наступление Красной Армии, потеряла 1200 танков. По цифрам нашего Минобороны, ни на что, увы, не ссылающегося, — 1500. В любом случае, они ниже советских в одной только оборонительной фазе.

Если наступающий продвигается вперёд, он автоматически получает над обороняющимся заметные преимущества. Во-первых, тяжело раненные обороняющиеся не могут вовремя отойти, а здоровые не всегда могут вовремя вынести их с поля боя. Так раненые — обычно возвращающиеся в строй — вынужденно оказываются пленными, которые до конца войны в строй не вернутся. То же самое происходит с техникой. Подбитый танк наступающие отволокут на ремонт. Во Вторую мировую из четырёх подбитых танков полевой ремонт позволял восстановить три. Обороняющийся, если поле боя не осталось за ним, теряет все подбитые машины. То есть его потери автоматически растут в несколько раз.

В ноябре-декабре 1941 года под Москвой немецкие войска впервые столкнулись с успешной обороной со стороны Красной Армии — им не удавалось в каждой схватке оставлять за собой поле боя. Поэтому озвученные выше преимущества наступающих им перестали помогать.

А вот в июле 1943 года под Курском ситуация была иной. В первые дни наступления немцы захватывали советские траншеи, раненые становились пленными, подбитые советские танки — безвозвратно потерянными.

Павел Ротмистров, командующий 5-й танковой армией, после весьма неудачного боя под Прохоровкой, где он потерял не одну сотню танков на фоне умеренных потерь противника, стал первым советским командиром, пытавшимся объяснить, почему у немцев в июле 1943 года продвигаться вышло лучше, чем ожидали советские командиры. Под грифом "Совершенно секретно" он, оправдываясь, писал Жукову:

"Больше всего на поле боя было танков "Пантера", в значительном количестве танки "Тигр"... Я вынужден доложить Вам, что наши танки на сегодня потеряли своё превосходство перед танками противника в броне и вооружении... [Это] ставит в явно невыгодное положение наши танки... увеличивается их выход из строя. Когда же немцы своими танковыми частями переходят, хотя бы временно, к обороне... мы, как общее правило, несём огромные потери в танках и успеха не имеем".

Ту же идею подхватило множество послевоенных публикаций. Мол, на Курской дуге у немцев массово появились тяжёлые "пантеры" и "тигры", которых советские танковые и противотанковые пушки в лоб не брали. Поэтому немцы и продвигались вперёд в первые дни боёв, от этого и неблагоприятное соотношение потерь.

Но есть пара моментов, которые мешают этому поверить. Во-первых, у немцев на Курской дуге было всего 360 "пантер", "тигров" и "фердинандов". Это всего 13 процентов от общего числа — больше немецкая промышленность не смогла поставить, производство этих машин только развёртывалось. К декабрю 1943 года производство развернули и на Востоке — их стало куда больше, порядка тысячи. При этом советские танкисты продолжали ездить на тех же Т-34-76, что и под Курском. Вот только жалобы на страшные "тигры" и "пантеры" куда-то подевались. Тяжелейшая ситуация Прохоровки — "огромные потери в танках и успеха не имеем", говоря словами Ротмистрова — более не повторялась.

Во-вторых, как ясно из цифр по советским потерям, Красная армия на Курской дуге воевала очень по-разному. На северном фланге Рокоссовский не допустил немецких прорывов и потерял 15 тысяч безвозвратно. На южном Ватутин допустил прорыв, который пришлось затыкать 5-й танковой армией Степного фронта, и вместе с Коневым безвозвратно потерял 55 тысяч человек. Почему на севере у Красной Армии всё было прилично, а на юге — не очень?

Причины указаны очень давно. Как описывает это в своих мемуарах генерал Антипенко, отвечавший за тыловое снабжение на Курском направлении: "С 5 по 12 июля 1943 года было израсходовано боеприпасов Центральным фронтом 1079 вагонов, а Воронежским — 417 вагонов, почти в два с половиной раза меньше". То есть "северные" немцы, наступавшие на войска Рокоссовского, получили десятки тысяч тонн снарядов, а "южные", наступавшие на Ватутина, — менее десятка тысяч тонн снарядов. Естественно, что северная немецкая группировка пронаступала не так долго, а безвозвратные потери Рокоссовского чуть ли не вчетверо меньше, чем на юге.

Причины малой интенсивности артстрельбы на юге не в том, что не хватало снарядов — на самом деле их было с избытком, что отмечает тот же Антипенко. Всё куда банальнее: "Командующий Воронежским фронтом... развернул свои главные силы на более широкой полосе по сравнению с Центральным фронтом. При одинаковой средней оперативной плотности (около семи километров на одну дивизию в обоих фронтах) на Воронежском фронте на направлениях предполагавшихся ударов противника тактическая плотность войск была меньшей". Ватутин не собрал силы в один кулак против кулака немцев, а растянул их на широком участке.

Когда южная группировка немцев под командованием Манштейна начала наступать, ей противостояло элементарно меньше сил. Ведь немцы наносили удары на узких участках, по 10–12 километров в ширину, где у них и были сосредоточены основные силы. А оборона Ватутина была распылена в стороны. Его войска имели примерно столько же артиллерии (в том числе противотанковой), что у Рокоссовского, но на направлениях ударов вермахта их было сконцентрировано меньше. В итоге войскам Манштейна досталось меньше советских снарядов. Оттого они и продвинулись до самой Прохоровки, устроив оперативный прорыв. Оттого и безвозвратные потери здесь 55 тысяч, а не 15 тысяч, как у Рокоссовского. Ни "тигры", ни "пантеры" не смогли помочь там, где советскими войсками в обороне управляли нормально.

Оборону прорвали лишь там, где от "кулаков" вермахта пытались отмахаться растопыренными пальцами. Конечно, немцам это в конечном счёте не помогло — Степной фронт Конева доставил "кулаки" туда, где их забыл создать Воронежский фронт. Но цену в десятки тысяч жизней за эти просчёты заплатить всё равно пришлось.

Уже в XXI веке появились исследователи, пытающиеся оправдать просчёты Ватутина в обороне. Историк Алексей Исаев, например, списывает всё на разный характер местности. К северу от Курска, по его мысли, много лесных участков местности. Ясно, что танки там вынуждены действовать в "коридорах", поэтому Рокоссовскому было проще понять, где ударят немцы. Ну а к югу от Курска сплошные степи — ударить можно где угодно, вот Ватутин и не понял, где же конкретно планируют наступать немцы, отчего и разбросал силы.

Мешают поверить этому объяснению два обстоятельства. Достаточно ознакомиться с показателями лесистости Курской и соседней областей — районов, где тогда проходила линия фронта — чтобы узнать, что она практически нигде не превышала 10 процентов. Поэтому списать на степи проблемы Ватутина с концентрацией сил невозможно.

Как мы видим, план Жукова "измотать немцев" был хорош главным образом в теории, где все советские командиры фронтов и армий делали бы всё правильно. Построй Ватутин оборону так же плотно, как Рокоссовский, — и на южном фланге Красная армия потеряла бы безвозвратно тысяч на 40 меньше. Немцы, соответственно, чуть побольше. Благо плотные советские войсковые группировки смогли выстрелить по ним тысячью вагонов снарядов, а не четырьмя сотнями.

Но в реальной жизни у Жукова был только один Рокоссовский. Поэтому на южном фланге Курской дуги советская оборона измотала и выбила танки главным образом у Красной армии, а не у Манштейна. Мог ли Жуков предсказать это заранее? Не факт. Ватутин, в отличие от Рокоссовского, до того ни в одной столь же крупной оборонительной операции не командовал. Наступательные операции у него получались много лучше, благо там он концентрировал силы где хотел, а не вникал, где хочет ударить противник, что чуть сложнее. Понять загодя, как Ватутин справится именно в обороне, было сложно.

Таким образом, из в целом разумно выглядевшего плана "измотать и затем ударить" вышло не совсем то, что планировалось. Тем не менее большой советский перевес в силах вполне позволил компенсировать эту проблему. 12 июля на северной части Курской дуги, а с середины июля и на южной советские войска перешли в наступление. Тут у Ватутина опять стало лучше получаться, благо теперь он создавал "кулаки", а не искал, где "кулаки" противника. Помогло и то, что против всё тех же немецких группировок теперь наступали силы Южного, Брянского и Западного фронтов — то есть с советской стороны добавилось более миллиона человек с тысячами дополнительных танков, орудий и самолётов.

В итоге и на северном, и на южном участках удалось добиться лучших результатов, чем в обороне. Советские войска наносили столько одновременных ударов, что у немцев просто не хватало сил парировать сразу все прорывы. Поэтому они рано или поздно оказывались в ситуации, когда против советских "кулаков" могли сконцентрировать только довольно жидкую оборону. Ежесуточные потери немцев сразу взлетели выше, чем во время советской обороны. Советские потери, напротив, не выросли. За счёт этого Красная армия смогла отбросить немцев к Днепру, где война вступила в совершенно новую фазу.