За кадром "Крымской весны" — сражения с радикалами и "вежливые люди"

"Не стреляйте! Мы российские журналисты! Мы хотим просто поговорить!" — прокричал я, открывая высокую стеклянную дверь в фойе Верховного совета Крыма, который расположен в центре Симферополя. И тут же застыл, увидев, как на моей груди сходятся два тонких красных луча. Раньше я встречал такое только в фильмах.

Под лазерным прицелом меня держали два бойца, занявшие позиции на лестничном марше. В помещении было сумрачно, и поэтому контуры тех, кто взял меня на мушку, едва вырисовывались. Разглядеть шевроны и прочие знаки отличия, чтобы установить армейскую принадлежность, не представлялось никакой возможности.

Зависнув на пару секунд в экзистенциальном ступоре (накануне вечером настолько радикального развития событий в нашем репортёрском сообществе не предполагал никто), я всё-таки решился сделать пару шагов по направлению к парадной лестнице.

Однако, едва я начал движение, услышал щелчок, потом удар какого-то предмета об пол — и мне под ноги покатилась штука, всем своим видом напоминающая гранату. Я лишь успел инстинктивно отшатнуться назад, как прогремел взрыв. "Светошумовая", — всплыла констатирующая информация откуда-то из глубин невыспавшегося мозга.

Это опыт работы на Майдане тут же дал о себе знать — такими же светошумовыми гранатами украинский "Беркут" в Киеве забрасывал протестующих и сторонников евроинтеграции. В целом безобидная для человеческого здоровья вещь, если не считать неприятных пластиковых осколков, ссадины от которых предательски долго заживают.

Сигнал, поданный людьми, занявшими этой ночью Верховный совет Крыма, был понят нами с полуслова (точнее, с полувзрыва), и компания из человек пятнадцати российских репортёров (так получилось, что я шёл впереди всех) приняла решение ретироваться на разумное от входа в здание расстояние.

Мы торопливо и дружно отступили к периметру площади, что расположена у Совета, и принялись судорожно названивать в редакции. Единственное, что мы могли тогда сообщить, — рано-рано утром сюда подъехал автобус с вооружёнными людьми, "которые вели себя вежливо и говорили по-русски" (именно так их отрекомендовал один из пророссийских активистов, дежуривший у здания ночью и ставший свидетелем — как выяснится позже, исторического происшествия).

Эти бойцы выгрузились из автобуса, постучали в парадную, разбудили сторожа, у которого были ключи от всех помещений, и беспрепятственно вошли в здание, затащив туда сумки — "тяжёлые и, очевидно, с оружием" (продолжаю цитировать исторического свидетеля).

Термин "вежливые люди" отнюдь не был каким-то заранее заготовленным мемом — он родился от полной безысходности, поскольку нам, репортёрам, работавшим в жёстком новостном режиме, необходимо было выходить в прямые эфиры утренних выпусков новостей, а это, по сути, единственное, что мы знали о тех, кто вот так взял и занял Верховный совет Крыма.

Чтоб вы понимали, никому — повторюсь, никому! — из руководителей федеральных каналов не было известно ровным счётом ничего о том, что происходило в этот момент в Крыму. Не было конкретных установок, что говорить и как называть этих непонятных вооружённых людей без знаков отличия (концепция об ополченцах появилась в публичном пространстве гораздо позже).

И так уж совпало, что, выходя в прямой эфир, все репортёры, абсолютно не сговариваясь, вещали плюс-минус одно и то же, обозначая этих бойцов как "вооружённых вежливых людей, изъяснявшихся по-русски". Других характеристик просто-напросто не было.

В связи с интенсивностью выходов в прямой эфир в тот период определение "вежливые люди" стало единственным, которое прижилось и закрепилось в сознании нашей аудитории, а потом и страны в целом.

Пять лет назад я работал спецкором Лайфа (точнее, телеканала Life News). Мне посчастливилось стать свидетелем самых ярких событий в современной отечественной истории, а именно — операции по возвращению Крыма в состав России.

Поскольку с того момента прошло достаточно времени, сейчас можно рассказать о том, что осталось, как говорится, за кадром. Это несколько драйвовых и весёлых историй, которые, хоть и не войдут в учебники, по крайней мере, заставят (я надеюсь) вас улыбнуться.

"Мой Крым" начался ещё в конце февраля, за двое суток до описанных выше событий. Я прилетел в Симферополь, как ни странно, из Львова, куда, в свою очередь, отправился после событий с расстрелом "небесной сотни" на Институтской посмотреть, как будут на Западенщине встречать ненавистный для украинских националистов праздник — 23 Февраля, День защитника Отечества.

Ещё на Западной Украине я впервые услышал от местных, что Крым лучше всего отдать России. Там к этому относились абсолютно лояльно и рассуждали о таких перспективах аргументированно и спокойно. Мнение, высказанное в беседах с львовской интеллигенцией, заставило меня всерьёз задуматься. Я убедил редакцию направить меня после Львова именно в Крым.

Прилетев в Симферополь, мы первым делом отправились в часть местного "Беркута". В отличие от многих коллег из других регионов Украины, крымские беркутовцы оказались одними из самых непримиримых к новой власти людей.

Да и на самом полуострове после возвращения из командировки на Майдан население встречало их не плевками и ненавистью, а как своих героев. Здесь никогда не поддерживали националистов, превозносящих культ Степана Бандеры и так называемой УПА (Украинской повстанческой армии, воевавшей во Вторую мировую на стороне Гитлера).

Напомню, что в западных и центральных областях активно практиковались показательные "народные суды" над теми силовиками, что противостояли Евромайдану, зачастую превращённые в унизительные по своему исполнению публичные "раскаяния".

Несмотря на то что в Крыму такого категорически не происходило, симферопольская часть "Беркута" в момент моего прибытия находилась на полуосадном положении, дороги к ней были перекрыты импровизированными блокпостами, на которых дежурили активисты движения "Антимайдан".

Сказать, что пророссийски настроенные крымчане блокировали силовиков, было бы не совсем верно. Поскольку симферопольский "Беркут" тоже явно не поддерживал победивших в Киеве радикалов, отказался "каяться" и, условно говоря, присягать на верность новому режиму, у меня сложилось стойкое впечатление, что пророссийские активисты и спецназовцы действовали заодно.

Поговорив на КПП с командиром местного "Беркута" — хорошо известным в республике Абисовым (впоследствии он стал главой МВД Крыма), я лишь убедился в правильности своих догадок.

Несмотря на то что Абисов не сказал о своих планах ничего конкретного, тон и интонация, с которой он разъяснял ситуацию, говорили о полной и взаимной лояльности друг к другу тех, кто находился за забором части в казармах, и тех, кто построил баррикады на улице.

"Мы вместе с народом!" — резюмировал он, прощаясь и пожимая мне руку. Предполагалось, за кого или за что выступает народ Крыма, я должен догадаться сам. Так, в общем-то, и случилось спустя пару часов, когда сотни людей собрались у здания Верховного совета с требованиями к местным депутатам осудить происходящее в Киеве и выработать собственное видение дальнейшей судьбы полуострова.

Уже тогда звучали призывы о проведении референдума, а самые смелые протестующие говорили открыто: Крым должен вступить в Россию. Правда, тогда подобного рода комментарии казались абсолютно фантастическими.

Депутаты должны были провести внеплановое заседание — по крайней мере, это требовали пророссийские активисты. Однако в тот день оно так и не состоялось — из-за того, что не собрался кворум. В итоге сессию назначили "на завтра", демонстранты разошлись. Однако именно тогда я почувствовал: народ настроен решительно и у этой истории будет продолжение.

Следующий день, а именно 26 февраля, можно считать поворотным днём для истории Крыма. Запущенная тогда цепочка событий и предпринятые в тот день шаги в итоге и привели к тому, что на полуостров зашли "вежливые люди" (они же "зелёные человечки") и автономная республика вернулась в состав России.

Пророссийские активисты начали собираться у здания Верховного совета Крыма уже часов в десять утра. Именно там я впервые увидел Сергея Аксёнова, нас представили. Аксёнов, как мне объяснили тогда, был лидером партии, которая очень скромно была представлена в местном парламенте (буквально несколькими депутатами), но при этом довольно жёстко стояла на позициях исторического сближения Крыма с Россией.

Тогда Аксёнов, никому (кроме отдельных персон, глубоко или профильно погружённых в крымскую повестку) за пределами полуострова не известный, показался мне отважным и по-своему харизматичным политиком. По крайней мере, его выступление на стихийном митинге, начавшемся прямо на ступеньках Верховного совета, выглядело одним из самых убедительных.

Однако истинное своё лицо и лидерские качества Сергей Аксёнов проявил отнюдь не у микрофона на трибуне, а чуть-чуть позже. Непредвещавший ничего агрессивного митинг внезапно перерос в массовую потасовку, когда с прилегающих к площади улиц к зданию парламента потекли толпы политических оппонентов пророссийского движения с голубыми флагами с выведенной на них письменной буквой "т" — сторонников крымско-татарской организации "Меджлис" (ныне признанной в РФ экстремистской).

Здесь считаю необходимым пояснить: когда я говорю о религиозных радикалах, я ни в коем случае не отождествляю их с крымско-татарским народом в целом. Это очень важно, потому что как раз именно такими тонкими субстанциями манипулируют безусловные враги Крыма. Я буду говорить только о тех, кто сознательно или случайно был связан с террористической организацией "Хизб ут-тахрир" (запрещена в РФ, не путать с ливанской "Хезболлой"!), которая, как ни странно, на Украине спокойно функционировала и даже проводила там в 2000-х свои международные съезды и сборища.

"Хизбы" (так сокращённо в Крыму называют сторонников этой экстремистской организации), и это стало очевидно в процессе стихийных массовых столкновений, заранее подготовились к силовому захвату Верховного совета.

Если посмотреть ретроспективные кадры событий того дня, то среди хаоса и толпы вы сможете разглядеть так называемые пятёрки, состоящие из бородатых парней, один из которых обязательно в ярко-красной куртке. Действия этих пятёрок были хорошо организованы и скоординированы, именно они заводили в нужный момент толпу и по факту состояли из подготовленных боевиков, которые и должны были осуществить силовой захват Верховного совета.

Во время потасовки боевики пускали в ход условно легальные перочинные ножи и газовые баллончики (среди пророссийских активистов по итогам было несколько десятков раненых и двое погибших).

Стоит напомнить, что крымско-татарский "Меджлис" поддержал госпереворот в Киеве и взял на себе миссию довести начатое на Евромайдане дело до логического конца, приняв государственные органы управления Крыма под свой контроль. Надо сказать, что у радикалов почти получилось это сделать.

Чёткие и слаженные действия меджлисовских пятёрок в конце концов способствовали оттеснению пророссийских активистов от периметра здания. Депутаты, прибывшие на сессию в парламент, оказались заблокированными внутри. Я по стечению обстоятельств очутился вместе с ними. К счастью, охране здания удалось заблокировать двери, и это на какое-то время притормозило планы радикалов по захвату совета.

Тем не менее останавливаться экстремисты не собирались — в окна летели камни, двери начали выламывать. Было совершенно очевидно, что проводить сессию под таким давлением невозможно. Столкновения и штурм, после того как мы оказались в заблокированном здании, продолжались 20–30 минут. В конце концов один из забаррикадированных выходов — кажется, запасной — меджлисовцам удалось пробить.

Звуки драки и крики были слышны на первом этаже парламента. Пока часть депутатов находилась в откровенной панике и истерично бегала по коридорам между кабинетами, Сергей Аксёнов вместе с горсткой пророссийских активистов пытался сделать всё, чтобы экстремисты не смогли захватить Верховный совет, то есть буквально участвовал в столкновениях, фактически организовав и заняв оборону.

Я могу говорить об этом с такой стопроцентной уверенностью, потому что сам попал под замес — в самую гущу драки, ведя оттуда прямой эфир (так что всё задокументировано). В итоге каким-то чудом Аксёнову и его сторонникам удалось договориться с меджлисовцами. В качестве аргумента они привели тот факт, что к Симферополю уже мчатся автобусы из Севастополя с подмогой, так как местные (будем говорить — столичные) пророссийские активисты уступали религиозным радикалам в силе и численности.

Информация об автобусах из Севастополя слегка поостудила пыл меджлисовцев, толпа начала рассасываться — Верховный совет удалось отстоять.

Известно, что убийства и беспорядки, организованные радикалами, перевесили чашу весов и сыграли, возможно, решающую роль, ведь спецназ зашёл в Крым именно для того, чтобы не допустить кровопролития, готовность к которому продемонстрировали меджлисовцы.

Другая часть крымско-татарской диаспоры, которая действительно переживала за судьбу своего народа и Крыма, смогла передать информацию и убедить российские центры принятия решений, что "Меджлис", наводнённый ячейками радикалов организации "Хизб ут-тахрир", на этом не остановится.

Именно поэтому в ночь с 26 на 27 февраля случилось то, что случилось: для защиты русских в Крыму на полуостров зашли "вежливые люди" и взяли здание Верховного совета под контроль, предупредив планы религиозных экстремистов.

27 февраля было, наверное, одним из самых напряжённых дней в моей жизни, да и не только в моей. Начиная с того момента, как я рано утром попытался поговорить с "зелёными человечками", зайдя в фойе Верховного совета и получив под ноги светошумовую гранату, до самого позднего вечера весь Крым и все журналисты, заполнившие полуостров, находились в полном неведении о том, что на самом деле происходит.

Мы знали только, что внутри находятся депутаты, в том числе и Сергей Аксёнов, с помощником которого я держал связь. Но даже он был не курсе, чем там они заняты, живы вообще, свободны или находятся в плену, может быть, это спецназ ВСУ, который прислали новые киевские власти, чтобы усмирить неугомонных крымских "москалей", а если потребуется — отправить их на "гиляку".

Поздно-поздно вечером, уже стемнело, мы с моим оператором Ацамазом Кочиевым решили на всякий случай включить "Лайф Ю" (переносное средство для выхода в прямой эфир) и сделать контрольный круг вокруг здания Верховного совета, перед тем как пойти спать. Во время этого нашего променада, обречённого, как нам казалось, на неудачу, я вдруг увидел, как из здания выходят два человека, в одном из которых я узнал Аксёнова.

Я тут же отписался на эфир в редакцию и сообщил, что готов попытаться подойти и импровизированно в прямом эфире расспросить их о том, что же происходило внутри. Эфирная бригада пошла на авантюру и решилась на моё предложение — как видно, не зря.

Вторым человеком, вышедшим из Верховного совета, оказался Константинов, который прямо в эфире Life News сказал самую ошеломительную и сенсационную новость, определившую нашу сегодняшнюю реальность на несколько лет вперёд: новым председателем Кабинета министров Крыма избран Сергей Аксёнов, в ближайшие дни пройдёт референдум о вступлении Крыма в состав РФ. Вот так я имел счастье прикоснуться к Истории — с большой буквы.