Предатель, предотвративший войну: Как изменник уберёг СССР от нападения Японии

В ночь на 14 июня 1938 года комиссар государственной безопасности 3-го ранга Генрих Люшков прибыл на заставу на границе с Маньчжоу-Го. Удивлённому командиру он объяснил, что прибыл для встречи с важнейшим агентом разведки по ту сторону границы. Поскольку никто не должен видеть этого агента, Люшков попросил не сопровождать его. Перейдя границу, беглец сдался первому же японскому патрулю. Он стал самым высокопоставленным чекистом, когда-либо бежавшим из страны, а его побег имел значительные последствия и отчасти даже изменил ход истории.

Генрих Люшков родился в Одессе в 1900 году в семье портного. Окончил начальное училище и к началу революции работал подручным в конторе автомобильных принадлежностей. Летом 1917 года он вступил в партию большевиков под влиянием старшего брата. В годы Гражданской войны был политическим работником в различных частях РККА, а затем сделал стремительную карьеру в ВЧК (Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете народных комиссаров РСФСР).

Всего за 10 лет он проделал путь от заместителя заведующего политотделом в Тираспольском уездном ЧК до заместителя начальника секретно-политического отдела ОГПУ. Во многих источниках можно встретить утверждение, что Люшков был любимцем Генриха Ягоды (в начале 30-х — первого заместителя главы ОГПУ Менжинского), который оказывал ему протекцию, но это не совсем верно. Люшков делал карьеру в УССР. В действительности своим первым возвышением он был обязан Всеволоду Балицкому. Тот на протяжении долгих лет был самым могущественным силовиком Украины, возглавлял местное ГПУ и одновременно занимал пост наркома внутренних дел республики.

Именно Балицкий присмотрел в Проскурове "скромного и неплохого работника" Люшкова и забрал его в республиканский аппарат. А уже оттуда его позвал в Москву Ягода.

В Москве его сделали помощником начальника секретно-политического отдела ОГПУ. Этот отдел считался важнейшим, поскольку занимался борьбой с политическими противниками внутри страны и мониторингом протестных настроений населения.

Люшков добился расположения Ягоды и в 30-е годы участвовал в расследовании практически всех резонансных политических дел, начиная от убийства Кирова. Его работа была отмечена присвоением звания комиссара госбезопасности 3-го ранга. Это звание равнялось армейскому комкору, а после восстановления дореволюционных званий — генерал-лейтенанту.

После процесса над Зиновьевым и Каменевым Ягода угодил в опалу. Власть в НКВД начал перехватывать бывший партийный кадровик Ежов, который вскоре разделался с Ягодой. Как человек, выдвинувшийся при прежнем начальнике, Люшков мог переживать за свою дальнейшую судьбу. Но ему повезло: Ежов пришёл в органы со стороны и нуждался в исполнительных работниках, которые согласятся провести чистку кадров (в том числе и чекистских) на местах. Люшкова перевели руководить НКВД Азово-Черноморского края, где он расправился с группой видных партийных работников и сотрудников НКВД и тем самым заслужил благосклонность нового шефа.

Летом 1937 года Люшкова перебрасывают на другой край страны — руководить дальневосточным УНКВД. Это была не ссылка, а повышение. Дальний Восток считался особым регионом: с начала 30-х годов на границах то и дело происходили стычки — ожидалось, что именно там может начаться следующая война. Поэтому весь огромный регион имел статус приграничного, где действовали особые правила. Ему уделялось пристальное внимание, поэтому Сталин лично инструктировал Люшкова перед отъездом.

На Дальнем Востоке Люшков рьяно взялся за дело. Депортировал всех проживавших там корейцев, санкционировал массовые аресты местных жителей и устроил зачистку краевого УНКВД от ставленников своего предшественника.

В стране продолжал раскручиваться маховик репрессий. Одни группы зачищали других. Люшков долгое время оставался неуязвимым, хотя уже были арестованы практически все его сослуживцы и покровители, включая Балицкого и Ягоду. Но Ежов ценил Люшкова как работника, к тому же в дружеских отношениях с ним состоял начальник секретариата НКВД Яков Дейч, которому Ежов особенно доверял. Но у Люшкова не сложились отношения с маршалом Блюхером, который имел в регионе серьёзный вес, а также с правой рукой Ежова Фриновским.

В январе 1938 года Люшков как депутат Верховного Совета посетил Москву и впервые заметил за собой слежку. Фриновский, конечно, заверил его, что всё в норме, но тот не поверил и начал готовить план побега.

В апреле 1938 года был арестован Моисей Каган, старый соратник Люшкова, долгое время бывший его заместителем на разных постах. Его вызвали в Москву и там арестовали. Через месяц Люшкова сняли с поста руководителя управления и вызвали в Москву в связи с реорганизацией, что он расценил как намерение арестовать его в столице.

К этому времени он уже был готов к побегу. 9 июня Люшков в полевой форме НКВД со всеми наградами и документами прибыл в Уссурийск для инспектирования пограничных отрядов НКВД. Оттуда он выехал в посёлок Славянка — якобы для проверки местного погранотряда. Люшков прекрасно знал, на каких участках существуют специальные "оперативные окна", и выбрал для побега именно такой. Пограничникам он сообщил, что у него назначена встреча на другой стороне границы с советским агентом и он пойдёт на неё один.

В ночь на 14 июня Люшков перешёл границу с Маньчжоу-Го (марионеточным японским государством) и больше не вернулся. Утром пограничники объявили тревогу, но беглец был уже далеко. Он сдался первому же патрулю, предъявив удостоверение депутата Верховного Совета и служебное удостоверение сотрудника НКВД. Самолётом его сразу же доставили в штаб армии в Хуньчунь.

На первом допросе Люшков потребовал за сверхсекретные сведения 500 тысяч иен и дальнейший выезд в любую страну. Но он неосторожно проговорился, что бежал из СССР из опасений за свою жизнь в связи с чистками. Поэтому японцам было достаточно пригрозить его депортировать, чтобы он начал говорить.

За время работы на Дальнем Востоке он успел детально ознакомиться с военными вопросами и сообщил японцам расположение советских вышек радиоперехвата, дислокацию всех воинских частей и их численность, расположение оборонительных сооружений и подробности о разведдеятельности спецслужб.

Вскоре после побега Люшков в присутствии большого количества журналистов дал пресс-конференцию, на которой объяснил свои мотивы побега и рассказал о происходящих в СССР репрессиях. Он также сообщил, что Зиновьев и Каменев непричастны к убийству Кирова, что убийца был одиночкой, желавшим прославиться и войти в историю (через 70 лет дневник убийцы Кирова был рассекречен и подтвердил слова Люшкова). Когда один из журналистов спросил, считает ли он себя предателем, Люшков ответил: "Я предатель, но я предал только Сталина".

Парадоксально, но побег Люшкова пошёл скорее во благо советской стороне. С одной стороны, выдача данных нанесла определённый ущерб как армии, так и разведке, лишившейся части агентов в Маньчжурии, но, с другой — выяснилось подавляющее военное преимущество советской стороны.

Японцы были ошеломлены полученной от Люшкова информацией. Оказалось, что они разрабатывали свои оперативные планы, исходя из сильно заниженных цифр. СССР мог выставить на Дальнем Востоке 28 дивизий, а в случае мобилизации — до 50, тогда как японцы только 9. Подавляющим было и советское превосходство в танках, самолётах и артиллерии.

В Японии того времени в среде военных соперничали две партии. Первая выступала за сухопутную экспансию вглубь континента (в том числе и в СССР). Вторая — за экспансию в Юго-Восточную Азию. После проведённых "разведок боем" (бои на озере Хасан и конфликт на Халхин-Голе) сведения о высокой боеготовности Советской армии подтвердились. Это привело к переработке планов.

Японцы решили сосредоточиться на азиатском направлении и в апреле 1941 года подписали с СССР договор о ненападении, который был весьма выгоден советской стороне и избавил её от необходимости вести войну на два фронта. Несмотря на давление немецких союзников, японцы отказались атаковать СССР.

Побег Люшкова привёл к скорому падению Ежова и новым зачисткам в НКВД. Сам беглец поначалу использовался японцами в пропаганде, а в дальнейшем консультировал армию и спецслужбы по вопросам работы советской разведки. Ему выделили личную охрану и переводчика, а также дали документы на новое имя. Он так и не смог выехать в другую страну, как хотел изначально.

В августе 1945 года, после вступления СССР в войну против Японии, Люшков стал нежелательным свидетелем, поскольку многое знал о японских спецслужбах. Японцы решили избавиться от него. Первоначально его собирались отравить во время чаепития, но осторожный Люшков не выпил яд. Тогда ему намекнули на самоубийство, но он отказался и потребовал дать ему покинуть страну. Люшкову предложили проследовать в порт к кораблю, который вывезет его в Китай. При выходе из здания японский офицер застрелил его.

После того как советские войска заняли Маньчжурию, велись активные поиски беглеца. Они прекратились только после того, как были найдены надёжные свидетельства его гибели.