Почему в раннем СССР не могли решить вопрос с проститутками и какие из них были востребованы

Хуже всего дело обстояло во время революции, Гражданской войны и голода 1921–1922 годов. Русский эмигрант Николай Громов отмечал в путевых очерках необычайно большое количество в российских городах голодных, оборванных проституток. Писал, что во всех барах Ленинграда невероятно много дам: "Нетрудно определить их социальное положение. Исключительно дамы лёгкого поведения… Везде поражающее обилие женщин, пристающих к мужчинам". Другие писатели отмечали, что в Симбирске у пивных проститутки буквально рвут друг у друга захмелевших мужчин, а ночью у ресторанов на лестнице своё тело клиентам за кусок хлеба продают девушки 15–16 лет.

До революции проституция в Российской империи была легальна. Проститутки имели специальные удостоверения и обязаны были регулярно проходить медицинские обследования на предмет венерических заболеваний. Проституцией занимались женщины из всех сословий: мещанки, крестьянки и даже дворянки. Последние, как правило, работали в элитных публичных домах.

Всё изменила революция 1917 года. Полный крах экономики, гибель миллионов мужчин на полях сражений, в расстрельных подвалах или в тифозных бараках и начавшийся в некоторых городах голод вынудили множество женщин, оставшихся без работы, без мужа и без средств к существованию, к уходу на панель.

Анархистка из США Эмма Гольдман, известная как Красная Эмма, в 1920 году побывала в Петрограде и стала свидетелем, как женщины продавали себя за кусок мыла, хлеба или шоколад. Один из рабочих рассказал ей историю, как однажды конвоировал к месту расстрела офицеров, и жена одного из них шла следом и предлагала себя любому из конвоя, лишь бы мужа оставили в живых. Рабочие нагло воспользовались предложением женщины, посчитав это "справедливой местью", а мужа всё равно убили.

В 1920 году в Петрограде промышляло 17 тысяч проституток, существовало больше 300 публичных домов. В 1922 году жриц любви было уже 32 тысячи. Казалось бы, с концом Гражданской войны их должно было стать меньше, но получилось наоборот: новая экономическая политика большевиков вывела на панель ещё больше гражданок новой страны.

Революционерка и жена Григория Зиновьева Сарра Равич отмечала: "Старые, гнилые устои семьи и брака рушатся. Но нет никаких начал для создания новых, красивых, здоровых отношений. Идёт невообразимая вакханалия. Свободная любовь лучшими людьми понимается как разврат. Даже вожди революции в этой области бессильны и не связывают концов с концами".

"Работали" проститутки в местах, привычных ещё до революции. В Петрограде это была Лиговка, район Чубарова переулка, в Москве — Хитровский рынок, Цветной переулок, Сандуны и Центральные бани. В Ростове — Таганрогский проспект и район улицы Энгельса, в Пензе — Московская улица. Ну и, разумеется, пивные, кабаки и рестораны — повсеместно. Со временем обозначились места, где можно было найти "элитных" жриц любви. В Москве таким местом стал Петровский пассаж, здесь на панель выходили "приличные" женщины: замужние дамы, чьи мужья получали весьма существенные по тем временам зарплаты в 200–300 рублей (300 рублей в те годы получал директор завода), бывшие дворянки, матери почтенных семейств.

Заманивание клиентов осуществлялось так: дамочки медленно прогуливались вдоль магазинов, словно бы разглядывая витрины с дорогими вещами, а когда мимо них проходили хорошо одетые мужчины, ласково шептали в их сторону: "Я живу неподалёку".

Но большинство проституток были попроще. Опросы того времени показали, что больше половины путан в возрасте до 16 лет были из рабочих семей, в возрастной категории 16–19 лет больше трети были бывшими служанками, в возрасте от 20 до 40 лет большая часть — представительницы общепита, продавщицы, работницы фабрик и медсёстры. А среди проституток старше 45 лет почти 25% были дворянками и аристократками. Практически все женщины в первый раз вступили в половую связь в детстве или в подростковом возрасте, 25% подверглись изнасилованиям. Чаще всего насилие осуществляли хозяева и сыновья хозяев, если это касалось прислуги, а также отцы, отчимы, братья и дальние родственники.

Больше половины проституток признавались, что главной причиной выхода на панель была нищета. 25% причиной называли изнасилование, 10% — принуждение, а 8% признались, что это им просто нравится. Единицы из них жили в отдельных квартирах и комнатах. В основном снимали комнату сообща. Тут же жили, тут же зарабатывали деньги, отгородившись от любопытных глаз шкафом или занавеской.

С течением времени проститутки в СССР разбились на две группы — одни занимались этим от случая к случаю в надежде на подарки или подработку, а вторые были профессионалками, сделавшими проституцию основным источником дохода.

И первые, и вторые были связаны с криминалом, бандами, блатным миром. В 1920-х годах блатной жаргон насчитывал 31 слово, обозначающее продажную женщину. Среди них были как привычные нам "шкура", "шмара", "бикса", "лярва", "курва", "чувиха" и "профурсетка", так и такие малознакомые для обычного человека слова, как "алюра", "баруля", "бедка", "бланкета", "блатная кошка", "гарандесса", "дежурка", "мара", "маруха", "марушка", "млеха", "молявка", "скважина", "стуколка", "суфлёра", "флюра", "хипесница", "чеканка" и "шваба". Разумеется, все эти эпитеты имели свои оттенки. "Блатной кошкой", например, называли проститутку – сообщницу грабителя, а "хипесницей" — проститутку, которая обирает своих клиентов. "Алюрой" называли молоденьких путан, "бланкетой" именовали проститутку, имеющую бланк (разрешение). А "шмара" означала любовницу вора.

В 1920-х годах торговля наркотиками была почти на 100 процентов в руках проституток. Многие из них заканчивали жизнь в психбольницах. Кроме того, почти 40 процентов случаев заражения сифилисом приходилось на контакты с проститутками. Причём болезнь не заставляла "девушек" прекращать деятельность. Лечение сифилиса они совершенно спокойно совмещали с занятием проституцией.

Удивительно, но риск заболеть дурной болезнью мужчин в те годы не страшил — это считалось чуть ли не молодчеством. Больше 60% рабочих фабрик и заводов и около 50% мужчин, занятых в иных сферах, пользовались услугами проституток. С ними начинали свою половую жизнь около трети рабочих и студентов. Причём последние, пригласив "девушку" в общежитие, могли спокойно передавать её из комнаты в комнату. Однако сами путаны побаивались молодых клиентов, предпочитая мужчин в возрасте 35–40 лет.

В первые годы советской власти большевики пытались объявить проституцию пережитком старого строя и считали, что следует бороться с причинами, а не с путанами. Проститутки считались жертвами капитализма. В уголовном законодательстве появились две статьи — 170-я и 171-я, они карали за принуждение к занятию проституцией, за сводничество и содержание притонов, но не за само занятие. Путаны становились только свидетелями в таких делах.

Известно, что милиционеры уже тогда любили устраивать путанам "субботники", а иногда под видом проституток или наркоманок забирали в отделения девушек из общежитий и насиловали их. Например, в Москве сотрудники 24-го отделения милиции в 1925 году повадились ходить в Ермаковский ночлежный дом, где выбирали себе для веселья наиболее привлекательных девушек. А осенью 1926 года участковый из 42-го отделения Павлов и агент МУРа Морозов вытащили из общежития в Гончарном переулке двух женщин, которые жили там с детьми. Увели их в отделение, заперли в камере и изнасиловали.

Не гнушались путан и судьи. Например, клиентами притона в Сызрани были старший следователь Левин, начальник милиции города Андреев, инспекторы местного УгРо, а также народный судья Клейменов, который любил, чтобы к нему приводили сразу двух девушек.

Но, конечно, большинство сотрудников милиции действительно боролись с содержателями притонов. А они расцвели в 1920-х годах махровым цветом. Притоны были разные — элитные и для бедняков, в кабаках, в ресторанах и даже на Пятницком кладбище, где притон устроили в тесном домике-сторожке. Милиционеры застукали там без штанов сразу семь пар.

Как пишет историк Станислав Панин в статье "Продажная любовь в Советской России", бороться с проституцией пытались по-разному. Были идеи начать регистрировать проституток, организовать "милицию нравов". В отдельных городах на них устраивали облавы и высылали прочь. К середине 1920-х годов было решено учредить местные советы по борьбе с проституцией, работа которых сводилась к организации мастерских и артелей, швейных мастерских, домов помощи трудящимся женщинам, куда бывших путан, нищенок и беспризорниц устраивали на работу. Их бесплатно кормили, а для детей открывали детские сады.

Велась большая просветительская работа. Врачи-венерологи ездили по сёлам и городам с лекциями и объясняли последствия заражения венерическими болезнями, тут же проводили медосмотры, предлагали лечение.

В 1920-е годы среди большевиков господствовал взгляд на проституток как на жертв безработицы. Однако с началом индустриализации и коллективизации было объявлено, что СССР стал первым в мире государством, полностью ликвидировавшим безработицу. С этого момента на проституцию стали смотреть уже не как на не до конца изжитый порок прошлого, а как на социальное паразитирование и сознательное уклонение от дела строительства коммунистического общества. С конца 20-х началось строительство специальных профилакториев, куда отправлялись на "трудовое перевоспитание" пойманные во время облав жрицы любви.

В 1927 году была произведена "чистка" Москвы и Ленинграда, больше 480 отловленных путан впервые в истории страны отправились "перевоспитываться" на Соловки.

Несмотря на то что в Уголовном кодексе не существовало наказания именно за занятие проституцией, с середины 30-х торговавших своим телом женщин стали отправлять в лагеря. К этому моменту система трудовых профилакториев была свёрнута, а милицейские "тройки" получили право без суда отправлять "деклассированные элементы", к которым относили и проституток, в лагеря сроком до пяти лет.