Сергей Шахрай: Жук запрещал мне жениться и наша пара с Черкасовой распалась!

Фигурное катание в СССР было практически религией. Советские люди целыми семьями собирались вечерами у чёрно-белых экранов, чтобы поболеть за отечественных спортсменов на самых крупных соревнованиях. Людмила Белоусова, Олег Протопопов, Ирина Роднина, Александр Зайцев, Марина Черкасова, Сергей Шахрай, Елена Водорезова и другие фигуристы были национальными героями, гордостью целой страны. Им рукоплескали не только в СССР, но и за рубежом, даже главные соперники признавали незаурядный талант и трудолюбие советских мастеров фигурного катания. Поэтому неудивительно, что новость о распаде одной из самых красивых пар того времени Сергей Шахрай — Марина Черкасова стала для многих поклонников этого захватывающего вида спорта настоящей трагедией. Самобытные, рисковые, харизматичные и невероятно техничные — они должны были заменить в сборной России уходивших из спорта Роднину и Зайцева. Но не сложилось… Официальная версия гласит так: "Марина начала быстро расти, и Сергей уже не мог её поднимать". С тех пор прошло 35 лет…

О том, что же на самом деле тогда случилось, каково было работать с великим и ужасным Станиславом Жуком и есть ли жизнь после триумфа, впервые рассказал серебряный призёр Олимпиады, чемпион мира и Европы Сергей Шахрай.

Лайф отыскал Сергея Семёновича в Австралии, в Сиднее, где он живёт и работает вот уже более 20 лет. Оказалось, этой весной чемпион был в Москве. Знаменитый советский фигурист прилетал в столицу в связи с печальным событием: в апреле умерла его мама.

— Так сложилось, что я был вынужден приехать в Москву в апреле: моей маме стало плохо, — рассказывает 57-летний Шахрай. — Когда я прилетел, она уже была в Боткинской больнице, но живой, к сожалению, я её уже не застал. Взял на себя организацию похорон и достойно простился с самым родным мне человеком. Я постоянно звал маму к нам в Австралию, но она была уже в том возрасте, когда люди не готовы к столь сильным переменам в жизни. Мы никогда не оставляли мысли о том, чтобы забрать её к себе, но всё так скоропостижно произошло… Мы с женой ещё некоторое время побыли в Москве, насладились тёплой весенней погодой и проведали отца супруги, ему скоро 85 лет. Мой тесть, Николай Каменский,  был в 50—60-х годах известным прыгуном на лыжах с трамплина мирового класса и участником трёх зимних Олимпиад.

Именно мама в далёком 1963 году привела маленького шустрого Серёжу на каток. Это была любовь далеко не с первого взгляда. Поначалу мальчик ходил на тренировки только по желанию родителей и много лет скрывал от друзей, что занимается фигурным катанием.

— Ребёнок, когда ему пять или шесть лет, не всё сам может решать, — рассуждает Сергей Семёнович. — Всё решают родители. В спорт меня отдали, чтобы укрепить здоровье: я часто болел, когда ходил в садик. В общем-то, это была довольно распространённая причина прихода на каток в то время. Меня растили так, чтобы слушаться родителей, и я не прекословил. Так получилось, что меня отвели в самую сильную школу фигурного катания — на стадион "Юных пионеров". Там был небольшой старый каток, и на нём тренировались, пожалуй, лучшие фигуристы страны и работали самые лучшие тренеры. Чтобы попасть в эту школу, нужно было пройти конкурс. И из 600 детей взяли 60, в том числе и меня. В школу я попал вовсе не благодаря каким-то своим особым физическим данным: просто в секции не хватало мальчиков. Не сразу мне понравилось фигурное катание. Это такой вид спорта, который требует постоянных нудных скучных занятий. Мы ведь не сразу начинали с катания, сначала мы занимались хореографией. И что мне больше всего не нравилось, так это то, что на эти занятия приходилось надевать девичьи колготки. В какой-то момент я не выдержал и сказал, что буду ходить на хореографию, но не в колготках, а в трусах. А когда вышли на лёд, мало того что было холодно, нам нарисовали два круга на льду и велели по этим кругам что-то делать. Я не понимал, зачем всё это нужно! Энтузиазма, одним словом, вся эта рутина не прибавляла. Постепенно нетерпеливые начали уходить, а я остался: родители меня упорно возили на тренировки. Подготовительный период длился три года, а потом я попал в хорошую секцию и получил право кататься на искусственном льду. Наверное, были всё-таки какие-то задатки… Тренеры, вероятно, разглядели во мне талант, за что я им безмерно благодарен.

Сергей не только в спорте стремился к идеалу — в школе он тоже был для всех примером. Маленький Серёжа пришёл в первый класс, не умея ни считать, ни читать. Но к концу года он не только догнал, но и перегнал своих сверстников в развитии, стал круглым отличником. Первую тройку Сергей получил лишь в конце пятого класса и то только потому, что неаккуратно что-то записал в тетради.

— А как можно было учиться не на отлично? — разводит руками Сергей Семёнович. — Как можно было прийти в школу и не получить пятёрку? Зачем тогда вообще ходить? Я всегда стремился всё делать отлично и быть лучшим. Я рос активным ребёнком. Играл во дворе и в футбол, и в хоккей. Очень не любил проигрывать, поэтому всегда бился до конца. Всё делал для того, чтобы победить. Вероятно, именно это качество тренеры и оценили.

Много лет Сергей скрывал от друзей, что занимается фигурным катанием. Говорит, хвалиться было нечем. И только когда начались соревнования, тайное стало явным.

— Три раза в неделю я ходил на тренировки, и приходилось выворачиваться, объяснять друзьям, где я пропадаю. Уже и не помню, что им тогда сочинял, но с фантазией у меня было всё хорошо, что-то придумывал. Это длилось года четыре или даже пять лет. Только к классу шестому-седьмому, когда надо было отпрашиваться на соревнования, держать в тайне моё увлечение было уже невозможно.

— Принято считать, что спортсмены лишены детства. Это про вас?

— Абсолютно не про меня. Я наблюдал за некоторыми своими сверстниками. Они приходили из школы и слонялись. У меня же было всё насыщенно. Я быстро делал уроки, хорошо учился в школе, успевал ходить на тренировки. Да ещё и мяч мог вечером погонять по двору. Я всё успевал. Вот это и есть настоящее детство!

Любовь к фигурному катанию пришла к Сергею вместе с первыми успехами и осознанием того, что он способен на большее. И постепенно серьёзное увлечение стало для Шахрая делом всей его жизни.

— Впрочем, была у меня ещё одна страсть, — признался фигурист. — Я любил и люблю читать! С детства читал много и с удовольствием. Читал по пути на каток, по пути с катка. Переходил дорогу и читал книгу. Однажды, уже после окончания спортивной карьеры, я оказался на гастролях в Тольятти, но их отменили. И у нас было немного времени, чтобы прогуляться по городу. Там я и купил книгу "Доктор Живаго". Слышал, что интересная. Она пролежала у меня более 20 лет, я привёз её с собой в Австралию. Туго она у меня сначала шла, но потом я пересилил себя и влюбился в это произведение. Считаю, что это лучшее литературное произведение. По крайней мере, для меня.

— Сами не пробовали писать?

— Может быть, стоит попробовать. В школе учитель русского языка и литературы отмечала мой слог и зачитывала перед классом отрывки из моих сочинений. Мне есть что изложить по всем вопросам, не только по спорту. Англичане говорят: "Why not!" И я говорю: почему бы и нет!

— Кстати, как у вас с английским дела обстояли?

— Когда мне пришлось выбирать между английским и немецким языками в школе, я выбрал немецкий. Учил этот язык в школе и в институте, неплохо его знал. А английский пришлось учить постольку, поскольку стал ездить на соревнования и нужно было общаться с иностранцами. Когда я попал в Австралию, язык у меня был не очень сильный, мне было тяжело осваиваться. Сейчас мой английский лучше — не как у Пастернака, конечно, но изъясняться могу. А вообще я очень устаю от английского: мне приятнее говорить, думать и читать на родном русском языке.

Попадание в группу к Станиславу Жуку стало для юного фигуриста Шахрая большой неожиданностью. Он продолжал кататься на стадионе "Юных пионеров", выступал за это общество на юношеских соревнованиях и стабильно показывал неплохие результаты; звёзд с неба не хватал, но у специалистов был на виду. И однажды его заметил помощник Станислава Жука — Константин Скрылёв.

— В группе Жука была девочка-парница, и ей подыскивали партнёра, — рассказал Сергей Семёнович. — Скрылёв как-то подошёл ко мне и спросил: "А ты не хочешь попробовать у Жука?" Я всегда мечтал попасть к нему. Я понимал, что, если я хочу стать сильным спортсменом, то должен тренироваться только у Жука. Все его ученики добивались больших результатов. Кто бы к нему ни попадал — превращался в незаурядного мастера с международной репутацией. Естественно, я согласился. В группу Станислава Алексеевича я попал осенью 1972 года, в тот момент, когда он был полностью сосредоточен на паре Роднина-Зайцев, они только начинали вместе кататься. Мне было всего 15 лет, когда я вышел на лёд, чтобы впервые показать Жуку, на что способен. После того как я закончил, он подошёл ко мне и начал что-то объяснять, какие-то технические моменты. Скрылёв позже мне сказал: "Ну, Сергей, ты и удивил его! Такого в жизни не было, чтобы Жук к кому-то подошёл после первой тренировки. Видно, ты ему приглянулся". Было очень приятно, обрадовался, что не выгонят! Мне пришлось переходить к Жуку, а это значило, что нужно было отдать свои английские, недешёвые, коньки. Я вернул коньки и остался без инвентаря. И тогда Жук поступил очень великодушно. Он, знаменитый тренер, отдал мне свои личные коньки. Они мне были большие, но я на них катался, пока мне не подобрали новые. Не привык жаловаться.

С этого момента и начался один из самых ярких и в то же время самых непростых этапов в жизни Сергея Шахрая. Следующие 10 лет он тренировался у Жука, буквально вырос у него на глазах из юного, подающего надежды спортсмена в чемпиона мира.

— Той девочке, под которую меня подобрали, я не подошёл, — вспоминает спортсмен. — У меня ещё не было такой физической силы, чтобы осваивать с ней парные элементы. Меня оставили заниматься одиночным катанием, но серьёзно со мной никто не работал. Фактически я "болтался" один до лучших времён. Ездил на юношеские соревнования, но ведущие места не занимал, потому что мне уделяли мало внимания. Однако я даже умудрился как-то попасть на взрослый чемпионат Советского Союза и там неплохо выступил, даже в газете обо мне написали. Мол, есть перспективный мальчик. В общем, несмотря ни на что времени я зря не терял, осваивал одиночное катание. Одиночные элементы, прыжки и вращения у меня получались, а вот со школой не всё было гладко. А раньше как было? Если плохо делаешь школу, но хорошо катаешь произвольную программу, идёшь в парное катание, если всё получается, остаёшься в одиночном, а если не удаются прыжки, но ты артистичный, пробуешь себя в танцах. В общем, в гордом одиночестве я откатал года три в группе Жука. Впрочем, мне было чем гордиться. Будучи одиночником, я уже умел прыгать три тройных прыжка. По тем временам это было очень неплохо.

К 1975 году Жук охладел к одиночным подвигам Шахрая. Отчаявшись сделать из него чемпиона в этом виде фигурного катания, он направил 17-летнего юношу к своей сестре, которая как раз начинала подбирать перспективных фигуристов для формирования пар.

— Так сложилось, что Татьяна Жук закончила свои профессиональные выступления в "Балете на льду" и начала тренерскую деятельность, — вспоминает Шахрай. — Было решено, что она будет работать в ЦСКА с детьми, которые в дальнейшем будут заниматься парным катанием. Были подобраны девочки, пришли я и мой товарищ. Надо было пробовать с разными партнёршами. А я знал, что в ЦСКА катается маленькая Марина Черкасова, у которой были проблемы со школой, как и у меня. У неё неплохо получалась произвольная программа, но фигуры не давались. Поэтому она занимала не самые высокие места. Обидно было, ведь девочка была с характером, неплохо владела прыжками. В общем, я сразу сказал, что пробовать буду только с Мариной.

— Мы встали в пару, разница в росте в 35 сантиметров нам вовсе не мешала. Так, в течение года мы потихоньку тренировались под эгидой Татьяны Жук. Опыта у неё хватало. Неожиданно нам предложили выступить на каком-то спортивном празднике. Мол, подготовьте танец. Мы выбрали музыку "Где-то на белом свете" и за несколько дней сделали номер. Приняли нас зрители с восторгом. Марина такая маленькая, шустрая, и я вроде ничего, и элементы у нас лихие. После этого танца у Жука, вероятно, закралась мысль, что из этого может что-то получиться. "Готовьтесь серьёзнее и весной поедете на показательные выступления в Ригу", — сказал он нам. Это было наше боевое крещение, мы выступили с сумасшедшим успехом. Жук убедился, что в этом что-то есть. А мы к тому моменту уже делали четверную подкрутку и тройной параллельный прыжок, которые никто в мире не делал, были и другие сложные элементы. Он вернулся в Москву и доложил руководству: "У меня есть пара, которая побила пять мировых рекордов за одно выступление, суперпара". После этого он взял нас к себе и начал серьёзно заниматься.

По словам Сергея Семёновича, Станислав Жук был неординарным человеком, разным. Одним на тренировках, другим на отдыхе, третьим на соревнованиях.

— У Жука было много учеников, и каждый может рассказывать о нём по-своему, — отметил Шахрай. — Как не бывает двух одинаковых людей, так и не бывает двух одинаковых мнений. У нас были разные периоды, были и хорошие моменты, были и не совсем приятные. У него была высокая планка, и нас он подтягивал под свои критерии. Жук был невероятно целеустремлённый, жил фигурным катанием 24 часа в сутки и думал только о том, как бы придумать что-то новое, чтобы его ученики были лучше остальных. Всё было ради этой цели, ради этого он и был жёстким и требовательным. Но мы привыкли к его манере работать. Он подбирал таких людей, которые могли выдержать его требования. Впрочем, даже у него были тренерские неудачи. Принято считать, что он был непобедимым. Но он был всего лишь живой человек, хоть и великий и гениальный тренер. О нём можно говорить бесконечно…

Когда я сам стал тренером, я понял, что Станислав Алексеевич нервничал больше нас на всех наших стартах, так как вкладывал в нас много и хотел видеть результат. И для меня самым большим достижением было, если он нас просто не ругал. Понимаете, не хвалил, а просто не ругал. Добиться похвалы от него было невозможно! Были выступления, когда мы не допускали ни одной ошибки, а он всё равно находил какие-то недочёты.

Вне катка и соревнований Жук, как признался Шахрай, был абсолютно другим человеком: весёлым и компанейским. Сергей Семёнович с теплотой вспоминает отдых группы Жука в посёлке Бетта под Геленджиком, подводную охоту и фирменную уху тренера.

— Жук любил ездить на отдых к морю и занимался подводной охотой. Брал нас с собой. Станислав Алексеевич так говорил про себя: "Сначала я подводный охотник, затем — точильщик коньков и только потом тренер". Вроде в шутку говорил, а вроде и серьёзно. Коньки он точил самостоятельно всем своим ученикам и делал это превосходно. Для него было важно подготовить всё самому. У него случай был. На Олимпийских играх в 1976 году у Пахомовой и Горшкова что-то случилось с коньком и нужно было его подправить — они попросили Жука о помощи. Он взялся, но очень переживал, что не получится: коньки для танцоров сильно отличаются от наших. К счастью, всё получилось, и Пахомова с Горшковым стали олимпийскими чемпионами.

В первый мой приезд Жук уговаривал меня пойти поохотиться на рыбу, а я уже был наслышан, что это непросто, и всячески отнекивался. В какой-то момент мне надоели уговоры, я взял ружьё и поплыл. Удивительно, но стоило мне выпустить стрелу, как я сдуру попал в рыбу. Мало того, в тот день я загарпунил сразу три рыбы, и Жук, крайне удивившись, решил сварить уху из моей добычи в честь моего успеха. Мы часто готовили уху, но до того дня варили её из улова тренера. У Станислава Алексеевича получалась великолепная уха, секрет которой я знаю. Я не люблю и не умею готовить, но у меня есть два коронных блюда: это шашлык и рыбный суп по рецепту Жука. Думаю, что в шоу у Ивана Урганта я вполне смог бы приготовить ту самую уху.

В Бетту мы ездили каждый год в июне, отдыхали и немного тренировались, готовились к новому сезону. Отличное было время. Жук рассказывал интересные истории, анекдоты, забавные случаи. Это нас расслабляло. Когда же мы возвращались в Москву, то сталкивались с другим Жуком. Он сразу начинал критиковать: это не так, то не то, здесь не доделал, там расслабился. Станислав Алексеевич был обычным живым человеком со своими плюсами, минусами, а не какой-то истукан, который мог только орать и унижать.

Долгое время ходили слухи о романе Станислава Жука с его юной подопечной одиночницей Еленой Водорезовой. "Было или нет?" — задавались вопросом специалисты и журналисты. До сих пор эта легенда не даёт покоя очень многим поклонникам фигурного катания. По словам Сергея Шахрая, который знает всю ситуацию изнутри, эта история полная чушь.

— Я Лену прекрасно знаю, мы провели с ней очень много времени в совместных тренировках, до сих пор с ней хорошие друзья. Я расскажу, откуда возник этот слух, чтобы окончательно поставить точку в этой грязной истории.

Это произошло в 1979 году. Мы собирались на первенство Европы, Роднина и Зайцев не выступали. Мы с Мариной ехали первым номером, были в прекрасной форме и в итоге выиграли эти соревнования. Но, как правило, перед такими крупными турнирами проводили специальные собрания. И так получилось, что оно состоялось в день рождения Жука. Тренер пришёл навеселе: была у него слабость к спиртным напиткам, и все это знали. Но дело не в том, что у него был день рождения. На то собрание пришёл тогдашний министр спорта Павлов и стал нас напутствовать, желать удачи. В общем, стандартная процедура. Так вот… У Жука в связи с днём рождения было хорошее настроение, он шутил, был расслаблен. Видно было, что он выпил. Когда собрание закончилось, Павлов попросил его задержаться, мы же поехали на вечернюю тренировку, а на следующий день мы должны были лететь на первенство Европы. В общем, мы поехали туда одни, без тренера: Жук был отстранён от этой поездки. Что касается Лены, ей в 1978 году был поставлен серьёзный диагноз, связанный с ревматизмом. Она не могла выступать, потому что лечилась постоянно. И так получилось, что и Жук, и Лена не поехали на чемпионат Европы одновременно. Сразу поползли слухи. Если логически рассуждать, какие могли быть отношения между взрослым человеком и девочкой, которая занималась собственным здоровьем? А слухи тем не менее возникли…

— Жук сильно переживал из-за этих сплетен?

— Когда Жук был спортсменом, а он был выдающимся спортсменом, тренер в случае появления каких-то сплетен ему говорил так: "Стасик, плохая реклама тоже реклама". Поэтому Станислав Алексеевич относился ко всему этому со смехом. А как к этому можно было ещё относиться? Во-первых, в лоб ему об этом вопросы не задавали, а, во-вторых, если бы спросили в лоб, в лоб бы и получили. 

— Сергей Семёнович, как вас приняли в сборной? Конкуренция же была фантастическая?

— Несмотря на то что мы были молодыми, встретили нас по-доброму. Между тренерами была, конечно, но не между нами. Я с теплотой вспоминаю то время. Мне кажется, это было самое лучшее поколение в истории отечественного и даже мирового фигурного катания. Я горжусь тем, что катался в это время и отстаивал честь своей страны.

— Тогда все были влюблены в Ирину Роднину. Попали ли вы под её чары или у вас были другие симпатии?

— Очень интересный вопрос, — рассмеялся Шахрай. — Я испытывал трепет и уважение к Ирине Родниной как к спортсменке. Любовь у меня в тот период была больше к спорту и к фигурному катанию.

А вообще, с Родниной мы много работали в дальнейшем. Именно она тренировала меня с другой партнёршей после того, как мы расстались с Мариной, потом я помогал ей как тренер. Мы много пересекались по жизни и у нас, как мне кажется, сохранились прекрасные человеческие отношения. Настоящей же моей любовью стала моя жена Елена, с которой мы познакомились в институте. Эта любовь переросла в брак и длится уже 36 лет!

Жук, кстати, был против нашей женитьбы. Мы пригласили его на свадьбу, но он так и не пришёл. Он говорил, что всё сделает, чтобы через год мы развелись. Лена Водорезова как-то сказала: "Мы все были уверены, что вы через год разведётесь". А мы вот взяли и спутали им карты. Многое было сделано, чтобы разрушить наш брак, но мы справились.

Как признался Сергей Семёнович, разрушение пары Шахрай-Черкасова началось в 1980 году после победы на чемпионате мира.

— Победили мы в середине марта, а где-то в мае я познакомился со своей будущей женой, — рассказал Шахрай. — Мы начали встречаться, решили создать семью. С Жуком же у нас начались размолвки. После того как наша пара распалась, Жук озвучил свою точку зрения, была возможность высказаться и у Марины, а я расскажу свою версию спустя 35 лет… 

Самых больших своих результатов мы с Мариной достигли в 1980 году: стали вторыми на Играх и завоевали золото чемпионата мира. Если взглянуть на фотографию, где мы стоим на пьедестале вместе с Родниной в Лейк-Плэсиде, видно, что Марина уже не та маленькая девочка, с которой мы выступали в конце 1970-х, а зрелая девушка с высоким ростом. Соответственно, в тех же кондициях она каталась и в 1981 году, поэтому заявление, что она очень резко выросла и я не смог её поднимать, было странным. Получалось как: в 1980-м я мог её поднимать, а в 1981-м уже не мог? Такая была официальная версия… Но причина наших неудач в 1981 году была вовсе не в большом росте Марины, а в том, что подготовка к новому сезону у нас было сорвана.

Обычно после чемпионата мира все ведущие фигуристы отправляются в турне по ряду европейских стран, и Жук после нашей победы, естественно, считал, что отправится с нами. Не без оснований, конечно! Например, Жук придумал танец двух пар, который пользовался сумасшедшей популярностью во всём мире. Не учёл Жук только одного: у него были проблемы с алкоголем и это опять дошло до верхов. В конце всех коммерческих выступлений обычно проходят банкеты, и, если бы Жук притронулся к спиртному, то сорвался бы. Из-за этой его привычки тренера не брали в поездки, которых он действительно заслуживал. И мы страдали от этого, потому что нам приходилось отказываться от выступления за границей. В общем, Жук тогда сказал: "Идите к руководству и говорите, что без меня не поедете".

Докладывать тренер почему-то отправил именно меня. Я высказал это заявление. Председатель нашей федерации Анна Ильинична Синилкина сказала, что об этом не может быть и речи, мол, они сами договорятся с Жуком. Я согласился и ушёл. После этого Станислава Алексеевича мы не видели: уехали в турне, а он отправился в Москву. Я ведь думал, что с ним договорились. Из турне мы вернулись с очень хорошими подарками для Жука в благодарность за то, что он для нас сделал.

Но когда мы вернулись, я сразу почувствовал какой-то холодок между нами. Плюс в конце года нам утверждают зарплаты, я чемпион мира, и вроде лучше меня нет… И тут я узнаю, что мне зарплату снизили. Конфликтовать не стал. На летних сборах мы провели очень много времени, до конца августа, вышли на лёд позднее, чем обычно. То ли Жук отдохнуть решил, то ли эксперимент решил провести? Не знаю… В общем, вышли мы на лёд и я понял, в чём причина холодка. У меня были тупые коньки, и я, как обычно, попросил Жука наточить их мне. На что он ответил: "Ах, ну в турне ты мог без меня поехать, вот и точи себе сам коньки, как хочешь". Вся наша подготовка к сезону велась с большим акцентом на силовую нагрузку в ущерб специальной и ледовой подготовке, что не позволило нам как обычно подготовиться к сезону. Мы были все очень перекачанные, потеряли чувство льда и скорость. 

Я помню, писал в тот период письма жене. Писал, что ни к чему хорошему этот сезон не приведёт. Все эти письма сохранились, кстати. Наши отношения с Леной развивались бурно, и мы сыграли свадьбу в ноябре. Все в мае играли, а мы в ноябре. Все пришли на наш праздник, кроме Жука. Но тогда мне было уже всё равно: всё катилось непонятно куда. Любовь и семья были для меня важнее. Вероятно, Станислав Алексеевич обвинял меня в том, что я не выполнил его установку с турне и мы с Мариной уехали выступать без него. Но я был не первый, кто попадал в немилость. Это происходило практически со всеми учениками Жука: сначала вроде всё шло хорошо, а потом он предъявлял какие-то странные требования и возникал конфликт. Однажды он пропал на целый месяц, это нас спасло, потому что мы перестали качаться и наконец вышли на лёд. Перед чемпионатом России мы заболели, сначала я, потом Марина, почти не тренировались, но были вынуждены ехать на первенство Союза. Мы тогда кое-как выступили, но смогли добиться права участия на чемпионате Европы и чемпионате мира. Однако сезон складывался неудачно, выступали плохо, преследовали травмы. На чемпионате мира мы заняли только четвёртое место, но, из-за того что одна пара из тройки не смогла поехать в турне по Америке, эту поездку предложили нам. Мы были счастливы: и страну могли посмотреть, и денег заработали бы. Однако Жук решил, что нам ехать не стоит. Добился того, что мы вернулись домой.

Разрыв

— Точка в нашей совместной работе с Жуком была поставлена в мае. Мы уже к тому моменту с ним не разговаривали, и я понимал, что он на нас не ставит. Однако никак не мог принять решения, надеялся, что что-то изменится. Всё случилось на ежегодном собрании, на котором обычно тренеры и ученики представляют свои планы на будущий сезон. Это было в ЦСКА, пришёл представитель из комитета. Когда был задан вопрос о том, почему мы так плохо выступали в этом сезоне, Жук обвинил во всём меня. Мол, я плохо качался, плохо тренировался, да ещё и женился. Я вспылил, встал из-за стола и сказал следующее: "Я больше у тебя кататься не буду", — взял коньки, и больше мы с ним не виделись. До 1997 года. Снова встретились с Жуком на соревнованиях в Санкт-Петербурге. Он подошёл ко мне и спросил: "Молодой человек, не знаете ли вы Сергея Шахрая?" Он знал, что я работаю в Австралии. Я повернулся, увидел его и сказал: "Да это же я, Станислав Алексеевич". Мы очень хорошо с ним тогда пообщались, всё плохое ушло, обиды забылись. А когда мы прощались с Мариной в год распада нашей пары, я сказал ей: "Если хочешь, давай вместе уйдём к другому тренеру. Я больше у Жука кататься не буду". Я очень хорошо это помню! Она, однажды выступая по телевидению, в той моей цитате почему-то опустила слова "у Жука", и получилось, что я сказал ей следующее: "Я больше кататься не буду". Так сложилось, что после я ушёл к Ирине Родниной и начал кататься в её группе. В общем, по словам Марины, получается, что я её предал: сказал одно, а сделал другое. Но всё было не так, я хотел продолжать работать с ней. Лет семь назад мы встретились с Мариной, поговорили, что-то обсудили, но о той давней истории не вспоминали.

В следующей части нашего повествования вы узнаете о том, как Сергей Шахрай стал тренером, как попал в "Цирк на льду", почему сейчас живёт и работает в Австралии, а также чему научился у Шахрая знаменитый боксёр Константин Цзю.

Вторую часть воспоминаний Сергея Шахрая читайте здесь.