"Благодаря нам советские люди открывали для себя религию"

В Госдуму внесен законопроект, предлагающий перенести празднование Дня России с 12 июня на 28 июля. Вторая дата с 2010 года является праздником Дня Крещения Руси. По иронии судьбы, именно 12 июня 1988 года в Даниловом монастыре в Москве состоялись финальные торжества, посвящённые тысячелетию принятия Русью христианства при князе Владимире. 

О том, какие глобальные перемены претерпела религиозная ситуация в СССР четверть века назад, Лайфу рассказал свидетель и активнейший участник этих событий — заместитель главного редактора журнала "Наука и религия" Марк Смирнов, ранее работавший в "Московских новостях", на Радио "Свобода" и в газете "НГ-Религии".

— Как складывалась религиозная жизнь в Советском Союза накануне перестройки и насколько верно сейчас мы её представляем?

— Сейчас существует миф, что в советский период, особенно в последние десятилетия перед перестройкой, существовал полный запрет издания и чтения религиозной литературы.

На самом деле последнее атеистическое наступление выдохлось вместе со снятием Хрущёва.

Я помню свою молодость, 1965—1968 годы, когда я ходил в юношеский зал Ленинградской публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина на набережной Фонтанки и читал любую дореволюционную литературу вплоть до полного собрания томов "Добротолюбия" (сборник духовных произведений православных авторов IV—XV веков. — Прим. Лайфа). Приходил в букинистический магазин на Литейном проспекте и покупал там за смешные деньги (30—70 копеек) книги известных религиозных философов начала ХХ века Дмитрия Мережковского и Владимира Соловьёва.

В это же время Сергей Аверинцев (сотрудник Института языкознания, затем Института мировой литературы. — Прим. Лайфа) издаёт переводы отдельных книг Ветхого Завета, два тома памятников латинской и византийской литературы (тексты церковных гимнов, например Te Deum laudamus — "Тебя, Бога, хвалим" — святого Амвросия Медиоланского), творения святого Иоанна Дамаскина. Научные сотрудники ленинградского филиала Института востоковедения Академии наук Клавдия Старкова и Иосиф Амусин выпускают полное собрание корпуса рукописей Кумранской общины (иудейской секты ессеев, II век н. э. — Прим. Лайфа) и т. д. Всё это выходит как вполне академическая научная литература, Аверинцев получает в 1968 году за такого рода деятельность премию Ленинского комсомола! На его лекции стояли очереди.

Можно вспомнить и того же Алексея Лосева, который достаточно открыто называл себя не то, что верующим, а даже монахом, говорил, что поменялся крестами с Флоренским — и при этом сделавшего успешную советскую карьеру, ставшего академиком, получившего огромную квартиру на Арбате...

При этом, могли быть цензурные ограничения, когда могли запретить к изданию конкретную книгу. Но как порой это было?

Лосев, написавший книгу о Владимире Соловьёве, столкнулся с тем, что его книгу в издательстве "Наука" сначала взяли, а затем отказались издавать. Случилось так, что бывший секретарь ЦК КП Белорусии по агитации и пропаганде, советский философ Михаил Иовчук принёс в то же издательство свою работу о Плеханове, а сотрудница ему и говорит — у нас сейчас на первом месте издание "Философии общего дела" Николая Фёдорова (сочетавшая религиозную метафизику с идеями о методах воскрешения мёртвых. — Прим. Лайфа), потом книга Лосева о Владимира Соловьёве, для вас пока места нет, может, потом уже где-то поставим в план. Иовчук возмутился из-за того, что советское издательство печатает философов-идеалистов, побежал жаловаться в идеологический отдел ЦК КПСС, и книгу про Соловьёва решили не издавать. Однако затем Лосев добился (и говорят, что не без поддержки Андропова), что его книга вышла в 1983 году в том же издательстве, разве что её продавали только в провинциальных магазинах. Мне привезли её знакомые из Казани.

Всё это происходило задолго до начала периода, который принято связывать с религиозным возрождением и приурочивать к празднованию юбилея тысячелетия Крещения Руси в 1988 году.

— Что же качественно изменилось в 1988 году?

— После празднования юбилея тысячелетия христианства на Руси интерес к религии приобрёл уже общественно-массовый характер, так как это освещалось в печати, которая ранее редко и крайне скупо писала о церковной жизни.

До этого чаще всего в советских СМИ сообщалось, что на кремлёвском приёме по случаю визита какого-то главы иностранного государства "присутствовали" (была такая специальная формулировка) и далее перечислялись: "космонавты, герои Советского Союза, представители духовенства". Посещение Троицево-Сергиевой лавры или богослужения в Елоховском кафедральном соборе обязательно входило в программу визитов высоких зарубежных гостей и даже просто туристов.

С 1988 года, даже, может быть, с 1986-го (c начала перестройки. — Прим. Лайфа), был дан старт либерализации, когда определённым изданиям — прежде всего "Московским новостям" (главным редактором которых стал в 1986 году Егор Яковлев) и "Огоньку" (главным редактором которого в 1986 году был назначен Виталий Коротич) — позволялось идти в ногу со временем, отражать определённые тенденции в обществе. Неудивительно, что если до этого "Московские новости" (коммунистический пропагандистский рупор, изначально созданный на базе Совинформбюро) были никому не нужны, то теперь люди вставали в шесть утра, чтобы прийти к издательству и прочитать вывешенные на улице на специальных досках свежие номера газеты. За ними эти тенденции подхватили позже и другие издания.

А тенденции эти были направлены на то, чтобы подчеркнуть, что религиозные люди — такие же советские граждане, имеющие все права. В "Московских новостях", куда я пришёл в 1986 году работать и где ещё был отдел коммунистического воспитания, этот вот отдел, отражая идущие изменения, занимался публикацией материалов в указанной мною выше тональности — например, обсуждая необходимость изменения закона о религиозных организациях, не менявшегося с 1936 года, что создавало определённые проблемы для граждан.

Были даны тогда же соответствующие указания "сверху" и телевидению, прежде всего молодёжной редакции Центрального телевидения СССР, которую тогда возглавлял Эдуард Сагалаев. Программа "Взгляд", где я регулярно выступал, или "Киносерпантин" с ведущим Марком Захаровым так или иначе касались религиозной темы, ставя самые острые и злободневные вопросы положения верующих в СССР.

Я помню выпуск "Взгляда", вышедший 6 июня 1988 года, в день открытия в Троицево-Сергиевой лавре Поместного собора Русской православной церкви (происходившего в рамках юбилейных торжеств. — Прим. Лайфа). Сагалаев привёз меня на своей машине на улицу Королёва, я буквально "с корабля на бал" попал в их студию на двенадцатом этаже редакции Центрального телевидения и рассказывал об этом церковном мероприятии. Такой вот необычный журналист из меня получился, который занимался этой ранее не разработанной никем темой. После этого меня стали узнавать даже на улицах и в метро, что, конечно, было неожиданно.

Эта и другие подобные передачи вызвали недовольство у куратора Центрального телевидения в ЦК КПСС Александра Капто, отвечавшего за идеологию. Конечно, меня он не вызывал — но от Сагалаева и от его заместителя Анатолия Лысенко я затем узнал, что у них были проблемы. На то, что со стороны ЦК КПСС вечно "ставят палки в колёса", ругают за то, "что вы постоянно приглашаете церковников" (имея в виду меня), постоянно жаловался и главный выпускающий Главной редакции программ для молодёжи Владимир Мукусев. Однако это уже не имело никаких последствий. Как говорил Михаил Горбачев, "маховик уже был раскручен и процесс перестройки пошел".

30 апреля 1989 года радиостанция "Маяк" пригласила меня в прямом эфире комментировать пасхальное богослужение в Елоховском соборе. Одновременно велась и телетрансляция.

Что касается ещё темы религии на телевидении, то в 1989 году Сергей Соловьёв снимал свой известный фильм "Чёрная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви" и меня пригласили консультировать фрагмент кинокартины, где герой принимает крещение. Причём в этой сцене сняли даже реального священника, то есть крещение-то было настоящим!

Простые советские люди благодаря этому открывали для себя религию, в частности православие.

И посещение открывающихся храмов уже не было проблемой: милиция и дружинники просто охраняли там порядок. Хотя раньше бывало, что могли пропускать на богослужение только старушек (вам пожалуйста), а вот молодёжь заворачивать (мол, а вам там делать нечего); другое дело, что, как говорится, сколько начальников, столько и дураков, многие хотели показать своё рвение.

В обществе было встречное движение — было желание поддержать Церковь, даже компенсировать ей то, что долгое время она находилась на обочине жизни. Люди массово шли в храмы, принимали участие в богослужениях, хотя часто и не понимая в них ничего, но статистика посещения богослужений резко возросла.

Была убеждённость, что религия — это некая нравственная сила в обществе, что у Церкви есть возможность влиять на нравственное возрождение. Тот же академик Лихачёв говорил, что Церковь — это совесть нации...

Хотя для самих представителей Церкви это было неожиданно. Многие из правящих архиереев зачастую не знали, можно что-то уже делать или нельзя, и то и дело звонили своему куратору или уполномоченному Совета по делам религий при Совете министров СССР и спрашивали: "Вот у нас тут священник хочет воскресную школу открыть — можно или нет?" Чаще всего им отвечали "это ваше дело, вы и решайте".

Оказавшись без административного управления, архиереи были в некоторой растерянности. Она длилась, я думаю, до 1991 года. Потом начался уже совсем другой период. Они начали активно навёрстывать своё, и здесь надо отдать должное молодому и достаточно активному митрополиту Смоленскому и Калининградскому Кириллу (Гундяеву) (с 2009 года — Патриарх Московский и всея Руси. — Прим. Лайфа), который, возглавив в 1989 году после митрополита Минского и Белорусского Филарета (Вахромеева) Отдел внешних церковных связей Московского патриархата, много сделал для того, чтобы Церковь подняла себя, заявила о себе и проявила себя в обществе.