Нажиться на детях. Какова реальная цена школьной формы?
В студии Лайфа ведущий эксперт Национального союза производителей школьной формы Станислав Петров рассказал об особенностях школьной формы, а заместитель руководителя Департамента информационных технологий Москвы — о компьютеризации образования.
С. П.: Если мы говорим о форме из двух изделий, это стоит в пределах четырёх тысяч рублей — 3700—3800 рублей.
А. М.: А родители покупают за сколько?
С. П.: Смотря из чего сшита. Я назвал комплект из полушерсти, где 45% натуральной шерсти. Если такая одежда попадает в розницу, то умножайте в два раза.
Школьная форма: цена высокая, качество низкое
А. МИТНОВИЦКАЯ: В студии ведущий эксперт Национального союза производителей школьной формы Станислав Петров. Здравствуйте!
М. ШАХНАЗАРОВ: Доброе утро!
С. ПЕТРОВ: Здравствуйте!
А. М.: Вчера вышли странные новости: Роскачество проверяло школьную форму наших детей, и оказалось, что 70% рубашек некачественные. Они не дышат, не впитывают воду, соответственно, и не выводят пот — сплошная синтетика.
С. П.: Для вас это новость, для нас — нет.
А. М.: А кто делает у нас форму?
С. П.: Национальный союз с 2013 года проводит испытания школьной формы, которая продаётся на российском рынке. И у нас цифра другая — 80% того, что мы называем небезопасной формой. Это та форма, которая не соответствует техническому регламенту Таможенного союза. Это основной документ для всех производителей и продавцов, он так и называется: "О безопасности продукции для детей и подростков". То есть речь идёт не просто о качестве, а о безопасности.
М. Ш.: А где форма выпускается? В Китае или у нас?
С. П.: И у нас, и в Китае.
А. М.: Но должен же быть какой-то стандарт — общий внешний вид, в конце концов? Или его не существует?
С. П.: К сожалению, не существует. Как мы, российские производители, ни боролись за то, чтобы появился какой-то закон, чтобы там было определение "школьная форма", какой-то ГОСТ, ничего этого не существует.
А. М.: А почему? Никому дела до этого нет?
С. П.: В Министерстве образования не заинтересованы в этом. Приняли закон, где есть какая-то "одежда обучающихся", и то без конкретного определения.
М. Ш.: А если я в джинсах в школу приду? Допустим, в советское время я в школу один раз в них пришёл, был скандал. А сейчас за это накажут?
С. П.: Смотря в какой школе вы учитесь. Федеральным законом предусмотрено, что регионы вправе решать сами, какая у них школьная форма, точнее — какие требования к ней. И большинство регионов решило отдать определение этих требований школам. То есть школа сегодня решает, можно вам джинсы носить или нельзя.
М. Ш.: А если директор разрешит приходить хоть в бикини, хоть в шортах? Это бред какой-то.
А. М.: Запустим голосование. Вы считаете, что все школьники должны ходить на занятия в школьной форме, или нет?
Вы сказали, что ваши цифры и цифры Роскачества расходятся. Почему?
С. П.: Я думаю, что Роскачество проверяет отдельные виды продукции. Недавно они проверяли и представили результаты по брюкам для мальчиков, там 67% некачественной продукции. Плюс ко всему они проверяют по большему количеству параметров. Но это расхождение — 70% и 80% — уже несущественно, когда речь идёт о таких масштабах.
А. М.: С другой стороны, вы сейчас сидите в футболке, она из синтетики.
С. П.: Нет, на 80% хлопок.
А. М.: Хорошо. Большая часть женского нижнего белья — синтетика.
С. П.: Это плохо.
А. М.: Да. Но мы все так или иначе носим ненатуральные ткани, и мы живы. Насколько критично, что ребёнок каждый день ходит в школу в синтетической рубашке?
С. П.: Очень критично. Нормальное содержание натурального волокна в ткани должно быть не менее 45% для того, чтобы обеспечивать нормальное, комфортное пребывание человека в этой одежде в течение 6—8 часов в день ежедневно. Не забывайте, что в школьной форме ходят постоянно. Если он постоянно ходит в брюках, которые ничего не пропускают, то есть у них отсутствует гигроскопичность или воздухопроницаемость, это значит, что у мальчика там всё запревает. И к чему может привести ношение такой одежды в течение многих лет? К бесплодию в том числе.
М. Ш.: А почему бы Госдуме не проявить инициативу по поводу внесения законопроекта о единой школьной форме?
С. П.: Мы это проходили уже в 2013 году, когда президент дал поручение после совещания с промышленниками. Потому что школьная форма, помимо каких-то социальных преимуществ, это ещё и дополнительный рынок для нашей лёгкой промышленности, которая у нас в не очень хорошем состоянии. У нас всё время с лёгкой промышленностью что-то не то происходит. Есть отечественные ткани, швейные фабрики, почему бы их не загрузить дополнительным заказом? И в том числе помочь сэкономить родительским кошелькам, потому что, вопреки тому, что говорится против школьной формы, — это ещё и экономия для родителей.
А. М.: Но сейчас у нас ничего не налажено?
С. П.: Не налажено. В результате родители идут в розницу, а там сейчас наценка — 100—150% к цене производителя.
А. М.: Вы видели коллекцию школьной формы Оксаны Самойловой?
С. П.: Нет.
А. М.: Как же вы пропустили? Там такие костюмчики, особенно у девочек!
С. П.: Если они сшиты из безопасных материалов, то пожалуйста.
А. М.: Дело не только в безопасности, они слишком сексуальны — слишком короткие юбки, всегда открытые коленки. Да, красиво, но для взрослых девушек, а никак не для школьниц.
С. П.: Просто производитель — это производитель. Нам главное, чтобы всё было безопасно, качественно. Мы не полиция моды, не дизайнеры, не модельеры. Производитель в принципе сошьёт что угодно.
А. М.: Сколько сейчас в среднем стоит школьная форма на этапе оптовой стоимости?
С. П.: Если мы говорим о форме из двух изделий, это стоит в пределах четырёх тысяч рублей — 3700—3800 рублей.
А. М.: А родители покупают за сколько?
С. П.: Смотря из чего сшита. Я назвал комплект из полушерсти, где 45% натуральной шерсти. Если такая одежда попадает в розницу, то умножайте в два раза.
А. М.: Кошмар какой.
С. П.:
Потому что его можно продавать дешевле и при этом оставить себе такую же торговую наценку.
М. Ш.: Но дело в том, что не всё плохое, что китайское. Могли бы и там заказывать. Но я так понял, что никому до этого нет дела.
А. М.: "Многодетная семья — 5 детей — идут в школу 1 сентября. Собрать одного ребёнка — от пяти тысяч, то есть 25 тысяч вынь да положь", — пишет слушатель. "Должен быть некий дресс-код, а не конкретная модель формы". "Единая форма должна быть, и скидка малоимущим на неё".
По итогам голосования 86% слушателей уверены в том, что форма должна быть единой во всей стране. Спасибо, что заглянули к нам.
Гаджеты в школе: учителя превзошли учеников
А.М.: А сейчас к нам присоединился Андрей Белозёров, заместитель руководителя Департамента информационных технологий города Москва. Андрей Сергеевич, здравствуйте.
А. БЕЛОЗЁРОВ: Доброе утро.
А. М.: В этом году много чего анонсировано, вчера все дружно обсуждали новость о браслетах — якобы это новые карточки для прохода в школу, для питания. А для чего ещё?
А. Б.: Пока это лишь эксперимент. Детки, к сожалению, часто теряют карточки, и чтобы не платить за них ни городу, ни родителям, решили использовать браслеты.
А. М.: А сколько за них платят?
А. Б.: Карточки недорогие — от 20 до 30 рублей, но это всё равно досадное недоразумение, которое не хотелось бы тиражировать в масштабе города. Поэтому решили попробовать провести такой, с одной стороны, экономически полезный эксперимент, а с другой — игровой, потому что все браслеты разные, их можно брендировать под себя, под школу и так далее.
М. Ш.: Сколько они стоят?
А. Б.: За них город платить не будет, это исключительно прерогатива и желание родителей. Они будут стоить от 40 до 60 рублей.
А. М.: А если хочется его расписать, раскрасить?
А. Б.: Это уже креатив родителей. Хоть бриллиантами можно украсить.
А. М.: Но карточки при этом не отменяются?
А. Б.: Нет, но они будут жёстко нормироваться — по одной карточке на ребёнка, как и сейчас. И если она будет утеряна, она будет либо восстанавливаться за счёт родителей, либо родители купят этот самый браслет, который ещё и защёлкивается. Но карточки не просто так выдаются, а в сумочке на шею. То есть это не принципиально. Единственное, детям, наверное, будет чуть-чуть интереснее носить браслеты.
А. М.: А можно в браслетик зашить билеты на метро, например?
А. Б.: В перспективе — да. Технологически это возможно. Но на сегодняшний день мы это пока используем только для прохода и питания в школе.
А. М.: Много чего ещё в ближайшее время появится? Поговаривают, что учителям хотят раздать планшеты. Зачем?
А. Б.: Не планшеты, а ноутбуки.
Это сегодня такой же рабочий инструмент учителя, как раньше меловая доска или бумажный журнал. Учитель готовится к уроку, может делать сценарий урока, презентационные материалы.
М. Ш.: И как коммуникатор можно его использовать.
А. Б.: Несомненно. На уроке он отмечает в электронном журнале, кто присутствует, кто отсутствует. Потом он запускает сценарий урока, и ноутбук превращается в управляющее устройство для интерактивной доски. То есть на доске показывается электронный контент для детей, а учителя у себя на ноутбуке видят методические подсказки, что им говорить, чтобы вести урок. Показывается тайминг урока и всё остальное. Сегодня без ноутбука учителя уже сложно представить.
А. М.: А учителя это всё делают, да?
А. Б.: Вы не поверите — не просто делают, но и получают удовольствие. Они учатся быстрее нас. Они вытворяют вместе с детьми такие вещи...
М. Ш.: Но не все, наверное?
А. М.: Более молодое поколение?
А. Б.: Пользуются все. Но уровень использования, конечно, зависит от возраста и специфики предмета. Понятно, что тем учителям, которые преподают точные науки — математика, физика — легче. Тем, кто помоложе, тоже достаточно легко.
А. М.: А наши старые добрые марии ивановны, нины петровны — учителя с огромным опытом — легко под это подстраиваются?
А. Б.: Они не просто легко подстраиваются, они уже начинают это требовать. Года 3—5 назад нам действительно всем было тяжело, потому что присутствовала консервативность у учителей. Сегодня можно констатировать, что это уже совсем не так, и прогресс налицо.
А. М.: Мы когда-то давно говорили о том, что будут электронные книги, в которые закачают все учебники, и ребёнку не придётся таскать с собой тяжёлые книги. Этого до сих пор нет?
А. Б.: Сегодня это уже практически реальность. Во-первых, в городе создана общегородская платформа образовательного электронного контента. Там есть учебники от издательств, есть так называемые народные учебники — электронные учебники, которые сделали сами учителя в каком-то сотрудничестве. Есть учебники, которые делает Городской методический центр департамента образования города Москвы. И сегодня к этой системе уже подключено более 30 школ, мы начинаем процесс тиражирования и в течение года доподключаем все остальные. Это одна сторона медали. Вторая — сегодня в школах везде есть Wi-Fi, мы начинаем его усиливать с точки зрения пропускной способности и безопасности. Это означает, что любой ребёнок, родитель, учитель, которые пришли даже со своим устройством, могут подключиться через Wi-Fi к этой системе.
М. Ш.: А дети не разучатся думать? В моё время не разрешали даже калькулятором пользоваться.
А. Б.: Сегодняшние дети родились в цифровом веке. Представьте себе: он родился, вырос в этом, пришёл в школу и как будто попал в прошлый век. Ну, поковырял в носу и ушёл, потому что это неинтересно. Они сегодня мыслят по-другому. Вышел и всё забыл, потому что ему это просто неинтересно.
М. Ш.: Но мозги будут сохнуть.
А. Б.: Это дискуссионный вопрос. Есть разные исследования на эту тему. Часть из них, наоборот, говорит, что дети, которые работают в электронной среде, начинают гораздо быстрее и лучше учиться. Потому что ребёнок учится лучше тогда, когда ему учиться интересно.
А. М.: А если придёт ребёнок с любым планшетом, куда закачаны все учебники, но ведь есть Wi-Fi: сети Instagram, Facebook, Google. Порно есть и так далее. Можно как-то к этому закрыть доступ в школе?
А. Б.: Ровно таким образом это и будет сделано. Фильтрация контента уже работает в Москве более пяти лет. Занимаются этим операторы связи, вплоть до взаимодействия с прокуратурой, со списком запрещённых сайтов. Мы достаточно жёстко фильтруем контент. Также мы организовываем в Wi-Fi так называемую приоретизацию трафика — когда он идёт в школьные ресурсы, он идёт по более быстрому каналу. Если он идёт к какому-то не запрещённому, но не совсем имеющему отношения к образовательной системе ресурсу, начинает тормозить. Поэтому, конечно, в первую очередь всё это сделано для того, чтобы организовать и обеспечить учебный процесс.
А. М.: Сейчас вообще всё стало происходить в Интернете: запись в школы, в детские сады и так далее. Насколько активно этим пользуются?
А. Б.: Сегодня есть московский портал городских услуг pgu.mos.ru. Там доступны услуги как в других областях городского хозяйства, так и в сфере образования: запись в школу, в детский сад, перевод из школы в школу, летний детский отдых, электронный дневник, другие услуги. Всё это сейчас доступно на портале госуслуг. Некоторые из них доступны только в электронном виде, то есть сегодня никаким другим способом получить их нельзя. Это всё было сделано не одномоментно, мы шли к этому 5—6 лет. Сегодня у нас на портале уже пять миллионов личных кабинетов москвичей и с начала года — 89 миллионов запросов на оказание городских услуг. Ежедневно на портал заходит от 200 до 400 тысяч человек, и это в летний период! Мы ожидаем, что ,когда все выйдут из отпусков, ежедневная посещаемость будет более 500 тысяч человек. Это удобно, быстро, без проволочки, дома за чашкой кофе.
А. М.: Как отучить школьников покемонов разыскивать?
М. Ш.: Мне кажется, это само собой отпадёт.
А. Б.: Не надо бороться с тем, что нельзя остановить. Это надо возглавить.
А. М.: Что, учителя должны ловить покемонов с ними?
А. Б.: В рамках приложения "Узнай Москву" мы сделали "Узнай Москву Фото". Мы сделали такую же технологию дополненной реальности, и детки у нас сейчас бегают не за покемонами, а за историческими персонажами — за Пушкиным, за героями войны 1812 года. И бегают не где попало.
А. М.: Спасибо.