Как российские дизайнеры принесли на мировые подиумы эстетику спальных районов

Сейчас футболки и олимпийки с надписями "Рассвет" и "Готов к труду и обороне" продаются в 25 странах мира, модный дом российского дизайнера Гоши Рубчинского поддерживает японская марка Commes des Garcons, а каждая новая коллекция становится событием на мировых неделях моды. Как получилось, что стиль городских окраин стал востребован вполне себе благополучной и обеспеченной западной публикой? 

Высокая мода и эстетика постсоветской неустроенности

Вероятно, истоки столь высокого спроса на стиль gopnik стоит искать в глобальной моде последних лет на фетишизацию рабочего класса. Когда символы и эстетика другой, экономически уязвимой и незащищённой социальной группы намеренно вырываются из первоначального контекста и помещаются в контекст европейского или американского среднего класса. В процессе присвоения эти символы, будь то панельные многоэтажные дома или спортивки пацанов с района, теряют свою аутентичность, а вместе с ней ауру чего-то опасного и чужого. И тем самым становятся приемлемыми и безопасными для модного обывателя. 

У обычного жителя Нью-Йорка, где любая окраина, какой бы криминальной она ни была, даже отдаленно не напоминает "спальники" российской провинции, нет желания вникать, что стоит за надписями "Рассвет" или "Я русский". Для них это просто модные атрибуты наподобие китайских иероглифов. Или, как написал у себя в "фейсбуке" живущий в Нью-Йорке Анатолий Ульянов:

"Если б вы были здесь, то заметили, что кириллица нынче в моде – я всё чаще встречаю детей в одежде с русскими письменами from Gosha: "Рассвет не за горами", "Спаси и сохрани"… Значения этих фраз им неизвестны. Кириллица для них — это просто новые иероглифы: прикольные и непонятные значки. И вот уже нью-йоркский бутик Mishka выпускает кепки с надписью "Смерть", а журнал Dazed пишет о журнале "Птюч". Я же приветствую культурную апроприацию, хотя и не могу относиться к слову gopnik как к сезонному хештегу. Для меня это слишком близкое, пережитое слово. Перевоплощение американского хипстера в жителя постсоветского спальника меня, если честно, раздражает".

К слову о постсоветских спальниках. Несмотря на то, что такой страны, как СССР, не существует уже лет 25 как, её символы, будь то бескрайние спальные районы панельных хрущёвок или медленно ветшающие здания советских ДК, присутствуют в каждом городе России или Восточной Европы. Для тех, кто живёт в подобных районах, они часть повседневной рутины, для человека из другой страны — живой памятник эпохе. 

Эти атрибуты исчезнувшего мира, незаметные для местных обитателей в спортивках и адидасе, крайне любопытны для человека со стороны: будь то посетитель бара в лондонском Сохо или модно стриженый житель нью-йоркского даунтауна, — притягивают всех, кого интересует так до конца и не исчезнувший советский мир. 

Гопник и нормкор

Вероятно, дело всё-таки в интересе к российскому контексту, а не к спортивному стилю как таковому. Поскольку спортивные костюмы впервые были выпущены фирмой Adidas в 1967 году при участии легендарного футболиста Франца Беккенбауэра и с тех пор время от времени возвращаются в хит-парады мировых недель моды.

Также очевидно, что причина не в пристрастии к мелкому криминалу обитателей депрессивных окраин: хулиганы или молодые безработные есть в любом мегаполисе мира. Весь фокус в том, как выглядит безработный или мелкий бандит в той же Америке и Европе.

Когда социальное неравенство нельзя устранить экономическими или политическими способами, то нужно сделать его невидимым. Для нейтрализации классовых различий и социального напряжения хотя бы на внешнем уровне был придуман, а затем стихийно популяризован нормкор.

Поскольку если нет возможности потреблять на прежнем уровне, нужно начать потреблять собственную бедность. На чисто внешнем уровне нормкор потакает нонконформистскому желанию людей, не желающих становится жертвами моды и тратить на одежду хоть сколько-нибудь значимые суммы. Кроме того, нормкор стал идеальным инструментом маскировки: глядя на человека в толстовке, джинсах и кроссовках никогда нельзя с уверенностью сказать, кто перед вами — успешный стартапер или бродяга с несколькими центами в кармане. (Особая ирония заключается в том, что признанными иконами нормкора стали Стив Джобс и Марк Цукерберг.)

В пику подобной эстетической стёртости возникла тяга к людям, которые не стесняются выглядеть как жители девятиэтажных панелек и плевать хотели на любые условности и принципы маскировки. 

Образ пацанов в спортивках, резидентов любого провинциального ПТУ, кажется последним осколком аутентичности в мире, где все только и заняты тем, чтобы замаскировать бедность и привести свой внешний вид под принятые обществом стандарты.

Party like a Russian и новые "Русские сезоны"

Существует и ещё одна точка зрения на феномен стиля спальных районов. Якобы он сумел поймать модную волну возвращения стиля 90-х, эксплуатирующей субкультуры рейва и гранжа. Другой ярчайший представитель волны 90-х в моде — креативный директор Dior Раф Симмонс.

И хотя эстетика минималистичной одежды с надписями "Рассвет не за горами" и "Спаси и сохрани" безусловно отсылает к 90-м, причина её громадной популярности на Западе всё же лежит в несколько другой области. По словам социолога, сотрудника факультета социальных наук НИУ ВШЭ Полины Колозариди, причина популярности Гоши Рубчинского имеет ту же природу, что и африканские маски у рафинированной европейской публики в эпоху колониализма: 

"Новая бедность сегодня — это большой тренд, состоящий из множества деталей. Здесь одновременно видна попытка сопротивляться универсалистскому дискурсу богатых хипстеров и тем формам борьбы, которые предлагает американский неолиберализм: "прими себя таким, как есть, полюби свое тело, дай отпор насилию". Сейчас тенденция увлечения подобной эстетикой в том, чтобы показать, как живут люди другой среды. Парадоксальным образом эти попытки делают образ маргинала модным, коммерциализируют его, но никаких проблем не решают. Это не выход и не попытка иначе подойти к этим вопросам.

К тому же явлению, что и феномен Рубчинского, можно отнести, например, последний клип Робби Уильмса Party like a Russian. Он гораздо больше говорит нам про Европу, где совершенно разные люди по-разному пытаются ответить на вопрос "кто мы?". Россия для них — это Другой, тот, на кого они не хотят быть похожими. И я скорее склонна им сочувствовать, чем видеть в этом насмешку над русскими.

Вероятно, можно провести параллели между модой на стиль постсоветских спальных районов и "Русскими сезонами" Дягилева, проходившими в начале XX века. Пожалуй, только в том смысле, что и то и другое работает с русским как экзотическим. Такая диковинка с Востока, где медведи, брутальность и самодержавие. Но Гоша это эксплуатирует, а в "Русских сезонах" была колоссальная работа с образом, его создание. Скажем, такие образы возникают у дизайнеров, работающих с русской темой, например, у Ульяны Сергеенко".