Моторола и спор безъязыких

Последние пару дней пролистываю не глядя в лентах зажигательные спичи от обеих диванных армий — московской и киевской. Не понимаю ни тех, ни других.

История Арсения Павлова — это грустная повесть о парне из социальных низов, с рабочей окраины советского города, искалеченного (в том числе — и в первую очередь — морально), демонизированного, а потом и уничтоженного войной.

История трагическая, один в один напоминающая сюжеты героев нашей гражданской начала прошлого века. Особенно украинских: Щорса, Железняка, Махно, Григорьева, Петлюры, Котовского и множества других таких же.

Не вижу оснований ни для героизации, ни для демонизации этого человека; более того, не вижу и не понимаю, чем он принципиально отличается от таких же точно вождей с другой стороны, для которых гражданская война стала единственным способом "выбиться в люди" хоть на какое-то время.

Однако водораздел в оценках чаще всего оказывается именно классовым. Основная претензия к этому человеку со стороны его диванных недругов — плебей, люмпен, взбесившееся кровавое быдло. Главный способ апологии со стороны его диванных же защитников — наш, простой обычный парень с автомойки, герой из народа, даже "оживший Тёркин".

Самое яркое его фото — он на параде на танке, в непонятных орденах и с одухотворённым лицом, в беретке а-ля Че Гевара, хоть сейчас на принты для футболок. Низкорослый, некрасивый парень с кривым щербатым ртом, там он выглядел почти античным героем.

Но что мы знаем про античных героев, так это то, что над ними всегда довлеет рок, неотвратимо ведущий их к погибели. А в глазах современного гуманиста те же Ахилл и Гектор — тоже, пожалуй, маньяки и серийные убийцы.

Но речь сейчас не про него, а про эти самые диванные армии. Константин Крылов как-то подметил, что важнейшей психологической технологией военного времени является так называемое абстрагирование — набор мантр, убеждающих и говорящего, и слушающих, что враги — вообще не люди, а какие-нибудь злодеи-орки-упыри, которых убивать не грех, а, наоборот, — доблесть.

Это нужно для того, чтобы преодолеть естественный биологический барьер, связанный с уничтожением себе подобных, "расчеловечить" противника и тем самым "избавиться от химеры совести". Признать врага врагом мало, ещё нужно обосновать, почему он не заслуживает жизни, а убить его — дело благородное, похвальное и морально оправданное.

В чём украинцы точно опытнее и энергичнее великороссов, так это в самогипнотизирующих риторических практиках. Многовековое пограничье, где постоянно боролись друг с другом различные религиозные и политические традиции, куда то одна, то другая империя приходила со своим уставом, где всегда опасно было говорить то, что на самом деле думаешь, и способность к выживанию зависела от умения оперировать заведомо чужими пропагандистскими конструкциями, где сама социальная ткань пропитана двуличием, — воспитало таких людей.

Мы, жители имперского ядра, так не умеем, у нас за пропаганду всегда отвечала "власть" вместе с "борцами с властью", а личная задача гражданина сводилась к выбору, чья из этих двух позиций лично тебе в данный момент ближе и выигрышнее в глазах твоего окружения.

Общение с украинскими агитаторами-горланами в Сети — всегда дело неприятное. Они вечно взвинчены, вечно на истерике и пафосе, они никогда не слушают аргументов, поскольку действуют в парадигме "не переубедить, а переспорить". Они не приемлют промежуточных позиций и взвешенных мнений, для них сетевой спор — та же война, только на словах.

В отличие от Рунета в Укронете платные и "мобилизованные" блогеры — явление поистине массовое и очень давнее; там это не стыдное дело, а обычная и повседневная практика. Любой, кто сталкивался с этим явлением в Сети, знает, что такой разговор всегда оставляет ощущение общения с "заряженной" программой-ботом. Даже если на другом конце вполне живой человек, отличить одного от другого практически невозможно.

Ничего не поделаешь — традиция. С тех давних пор, как на их земле появились иезуитские колледжи, готовящие профессиональных прозелитов, а в ответ православные митрополиты вроде Петра Могилы начали создавать точно такие же учебные заведения для защиты своих позиций (знаменитая Киево-Могилянская академия), такого рода "проповедники" там всегда были "киборгами", не знающими сомнений и не слушающими аргументов — работа такая.

Но вернёмся к Мотороле. Этот человек интересен в том числе и тем, что он на свой специфический манер неплохо понимал в пропагандистской составляющей войны. Собственно, мы сначала узнали его как видеоблогера, а уж потом как "полевого командира". Это одна из причин, почему он был едва ли не самым популярным и известным из тамошних персонажей.

Его ликвидация — тоже действие больше пропагандистское, чем непосредственно силовое; это именно жест, как и в случае с Бузиной, например. Неслучайно он был любителем рэпа, который есть исходно такая же точно риторическая психопрактика, ритмический "проговор" того, что в данный момент волнует человека и на чём он сосредоточен.

И та война, которая его погубила, это куда в большей степени битва за умы, чем за землю или что-то ещё. Потому что сейчас уже понятно: любой человек в Москве, Киеве, Донецке может записаться в русские или украинцы. Это сугубо добровольный, мало чем обусловленный, но вне всякого сомнения ценностный выбор. Больше всего это похоже на религиозные войны древних времён, когда выбор стороны — вопрос веры, и только.

Надо при этом сказать, что у обеих сторон с формулированием "символа веры" всё-таки большие проблемы. Украинская версия — "мы не вы, мы Европа, прочь из империи, защитим свою страну" — выглядит очень неубедительной и ходульной. Русская — тоже очень невнятная. Новороссия, укрофашизм, "Донецку Киев не указ" и прочее "единство русского мира".

Острый пропагандистский накал, истерика — всегда признаки неуверенности, непрочности защищаемых позиций. Каждая на свой манер уязвима. И потому разговор о том, кем был покойный Павлов — героем, злодеем или то и другое вместе, — опять выглядит как диалог глухих или, точнее, безъязыких. И будет таким оставаться до тех пор, пока у этого противостояния не появятся точные, убедительные слова. Хотя бы для описания того, за что же, в сущности, эти люди воюют и погибают.