Лесбиянки в Третьем рейхе: "запретная любовь" глазами гестапо
В Берлине, в районе Тиргартен, восемь лет назад был открыт памятник гомосексуалам — жертвам нацизма. Все желающие могут подойти к бетонному "дзоту" и заглянуть в окошко, где транслируется видео с целующимися мужчинами. У представителей ЛГБТ сразу же возникли вопросы к создателям мемориала: почему он никак не отражает преследования лесбиянок нацистами? Ответ на этот вопрос и прост, и сложен одновременно. История молодой девушки Ильзе Тоцке раскрывает политику тоталитарного государства по отношению к сексуальным меньшинствам, а также культуру доносительства в среде "добропорядочных граждан".
После бурной общественной дискуссии в памятник было решено добавить и видео с целующимися женщинами, однако честные немецкие историки возмутились и написали открытое письмо, протестуя против фальсификации прошлого: если геев нацисты репрессировали и отправляли в концлагеря, то лесбиянок государство не преследовало из-за их ориентации. На это письмо последовала возмущённая реакция, и в итоге под влиянием мощнейшего в Германии ЛГБТ-лобби в 2012 году видеозапись дополнили кадрами ласкающих друг друга лесбиянок.
Впрочем, сам факт такой страстной дискуссии говорит о том, что проблема лесбийских отношений в гитлеровской Германии остаётся спорной и малоизученной. С мужчинами всё примерно ясно: была принята новая редакция статьи Уголовного кодекса, учреждён специальный отдел полиции и гомосексуалы начали отправляться в тюрьмы и лагеря. К лесбиянкам такие репрессии не применялись. Однако нарушение гендерных норм (поведение, которое кажется "странным" или "необычным" для своего социального пола) — будь то предпочтение мужской одежды или лесбийские отношения — могло вызвать интерес гестапо.
Этот интерес не возникал сам по себе: как и в СССР, важнейшую роль играли доносчики и опрашиваемые полицией свидетели. Причём воля "народа" могла идти вразрез с политикой властей: многие люди ненавидели лесбиянок (как и евреев) ещё до прихода нацистов к власти и были рады любой возможности "настучать" на своих странных соседок. В гестапо же далеко не всегда давали делу ход — официально не запрещённое лесбиянство учитывалось лишь в связи с другими подозрительными факторами (например, саботаж или связь с евреями).
Дать однозначный ответ о месте лесбиянок в Третьем рейхе не помогают статистические обобщения: данные слишком многоплановы, и по этой причине учёные сочли более полезным микроисторический подход, то есть подробный анализ одного дела — Ильзе Тоцке из Вюрцбурга, которое гестапо вело в 1939—1943 годах. Об этом расследовании американский историк Лори Мархёффер рассказала в последнем номере журнала American Historical Review.
Как лесбиянки пережили Гитлера
Начнём с финала. Февральской ночью 1943 года Тоцке (ей было 30 лет) перелезла через колючую проволоку на швейцарской границе. Она бежала вместе с Рут Басински, еврейкой, которую уже задержали в Берлине и готовили к отправке в концлагерь. Но, увы, сладкой парочке не повезло: их поймали швейцарские пограничники и отправили назад в рейх — Басински отправилась в Освенцим, а Тоцке перевели в тюрьму гестапо в её родном городе.
Незаконный переход границы стал единственным поводом для ареста — при том, что разрабатывала полиция Тоцке ещё с 1939 года! На неё приходило много доносов с самыми разнообразными обвинениями, общим в которых было лишь её необычное поведение. Историки, кстати, не знают, насколько Тоцке была лесбиянкой (то есть были ли у неё именно сексуальные отношения с женщинами). Всё, что им известно, — это фотографии в её личном деле: Тоцке подстрижена "под мальчика" (Bubikopf) и носит костюм с галстуком.
В двадцатые годы такой стиль пользовался популярностью в лесбийской субкультуре. Лесби-икона веймарской Германии Лотте Хам именно в этом образе снималась на обложке лесби-журнала "Подружка". Однако Тоцке могла быть и просто трансвеститкой: так в Германии называли лиц, переодевающихся в нехарактерную для своего пола одежду, независимо от их ориентации. Этот тренд был очень популярным, но даже в 1920-е годы трансвестизм вызывал недовольство у публики, а при Гитлере короткую стрижку и брюки сочли порочащими расовое достоинство арийской женщины.
Но до криминализации лесбийской любви дело не дошло, несмотря на позицию некоторых судей. Большинство нацистских юристов сошлись на том, что лесбиянки наносят нации меньше вреда, чем геи. "Гомосексуализм растрачивает половую силу мужчины, однако склонные к лесбийской любви женщины не лишены возможности зачинать детей", — сообщал в своей докладной записке президент ландсгерихта Штраус. Кроме того, они не объединяются в тайные группы для захвата власти (страх перед кликами гомосексуалов в высших эшелонах власти поразил немецкое общество ещё перед Первой мировой). Наконец, лесбийские отношения нелегко отличить от страстных проявлений женской дружбы, и в случае криминализации недоброжелатели засыплют полицию клеветническими доносами.
Однако гестапо имело право подвергать граждан предварительному заключению без санкции суда — например, если они "угрожали морали" малолетних. Именно таким образом в лагерь на несколько лет отправили Лотте Хан. Иногда лесбиянок преследовали за асоциальное поведение, но чаще всего отпускали. В целом лесбиянки безупречно арийского происхождения могли жить спокойно: в крайнем случае они отделывались допросами и предупреждениями. Им могли даже позволить жить вместе (как случилось с одной парой: женщины признались в своей ориентации и обязались перестать спать друг с другом). Конечно, лесбиянок-коммунисток и особенно евреек ждала совсем другая судьба.
Подозрительные соседи, равнодушное гестапо
Ильзе Тоцке попала в разработку гестапо после доноса 1939 года. Некто Людвиг Грюндель, учитель физкультуры и отставной офицер, посчитал её агентом французов: Тоцке снимает квартиру около батареи ПВО, дружит с переводчиком с французского и принимает у себя полуеврея!
Получив эту бумагу, гестапо вызвало на допрос Ганса Гунсингера, бывшего квартирного хозяина женщины — но того беспокоили совсем другие факты. Он назвал её мужененавистницей: "Она не принимает мужчин и не любит их, наверное, потому, что её отец бил её мать". Несмотря на наводящие вопросы полицейского, хозяин ничего не сказал о шпионаже или связях с иностранцами.
Любопытно, что для гестаповца эти два рассказа не были столь уж противоречащими друг другу: ещё с Первой мировой немцы считали трансвеститов шпионами. В одежду другого пола переодевались аферисты, чтобы спрятаться от полиции или обманом проникнуть в помещение. Таким образом, необычная "мужская" одежда Тоцке могла усилить подозрительность гестапо.
В 1940—1941 годах обстановка стала накаляться — в деле появляются всё новые доносы. Надзор со стороны криминальной полиции и вскрытие писем не выявили ничего странного. Зато соседей очень беспокоили лесбийские связи Тоцке. Вот характерная анонимка.
Любопытно, что автора анонимки тут волнует одно (совращение невинного подростка), а гестапо — другое: половая связь немки и еврейки. В духе тогдашней пропаганды о "ненасытных" в своей похоти еврейских женщинах Тоцке даже могли представить жертвой своей партнёрши. Но пока гестапо ничего не сделало, только подшило письмо в досье.
Свидетельств о контактах Тоцке с евреями появлялось всё больше — именно у евреев-хозяев она снимала квартиры в тридцатые годы. Скорее всего, причиной этого выбора как раз и была её эксцентричность: добропорядочных арийцев она отпугивала, а у евреев, от которых в нацистской Германии жильцы уходили, особых вариантов не было. С соседями по понятным причинам Тоцке старалась не общаться — но это, увы, вызывало ещё больше подозрений. Отсутствие постоянной работы (Тоцке жила на отцовское наследство, о чём соседи, естественно, не знали), ночной образ жизни, визиты евреев, странная внешность: этих фактов было достаточно, чтобы в гестапо шли постоянные доносы.
Но полицейским понадобилась два с половиной года, чтобы наконец-то вызвать Ильзе на допрос. И случилось это не из-за лесбийства, а по причине запущенной сверху депортации немецких евреев в восточные земли. Первый эшелон отправился из Вюрцбурга в Ригу 27 ноября 1941 года. Для беспроблемной реализации плана нацисты решили максимально отрезать дружеские и иные контакты между "истинными арийцами" и евреями — в концлагеря отправляли и немцев — нарушителей этого закона.
На первом допросе Тоцке прямо спросили о контактах с евреями, в которых она призналась, более того, обвинила государство в неправильной политике относительно "неарийцев". Удивительно, но гестаповец отпустил её, даже не вынеся формального предупреждения. Через месяц Ильзе вызвали на второй допрос, более суровый: ей показали процитированную выше анонимку, но о лесбийстве не было сказано ни слова — Тоцке лишь предупредили, что после ещё одного такого доноса её отправят в концлагерь за контакты с евреями.
Через год, видимо, такой донос поступил, и Тоцке снова вызвали в гестапо. Любопытно: репрессивные органы Третьего рейха не проявляли особой настойчивости и скоро забыли об этой повестке. Зато сама женщина была настолько напугана гестапо, что решилась на незаконный переход границы, да ещё вместе с еврейкой. В итоге её выслали в концлагерь, а дело закрыли.
Репрессии и риск
История Ильзе Тоцке показывает много интересного в работе репрессивной машины Третьего рейха. Во-первых, она оспаривает мнение о решающей роли доносительства: гестапо спокойно собирает "сигналы" и начинает действовать (и то очень лениво) только исходя из собственных директив или спущенных сверху приказов.
Другой важный момент: даже в работе гестапо огромную роль играли свидетели. Известен случай, когда водитель грузовика донёс на одного солдата (за ругань в отношении Гитлера), но дело было закрыто, так как два других солдата поручились, что ничего такого не слышали. Беда Тоцке была в том, что мало кто из опрошенных властями свидетелей был готов заступиться за неё. На наводящие вопросы о критике режима и контактах с подозрительными лицами соседи Тоцке отвечали отрицательно, но зато уверенно заявляли, что "в ней что-то подозрительное".
И именно здесь решающую роль сыграл транвестизм или вероятная лесбийская ориентация Тоцке, вынуждавшие её вести асоциальный образ жизни и сторониться тесного общения с "приличными людьми". Независимо от политических взглядов, женщина вызывала у соседей и сотрудников госструктур подозрения, которые рано или поздно привели к репрессивным мерам. Да, женская гомосексуальность, в отличие от мужской, не подвергалась прямым репрессиям в тоталитарном государстве, но лесбиянки, как и во многих современных обществах, всё равно принадлежали к группе риска как "неправильные" граждане.