Возвращение умов — 2. Артём Оганов: Сейчас в России стало интересно работать
Многие коллеги в России и за рубежом считают, что кристаллограф Артём Оганов наиболее вероятный кандидат от нашей страны на получение Нобелевской премии в ближайшем будущем. Почему блестящий материаловед, востребованный во многих американских и европейских университетах, создал лабораторию в МФТИ? Чем отличаются поколения студентов 1990–2000-х от нынешних ребят? И как сделать российскую науку по-настоящему сильной и конкурентоспособной на мировой арене?
НАЧАЛО: Возвращение умов. Василий Чернышев: Потому что у России есть шанс на прорыв
Артём Оганов, руководитель лаборатории компьютерного дизайна материалов МФТИ, профессор Сколтеха.
Область научных исследований: кристаллография и материаловедение.
Откуда вернулся: Университет штата Нью-Йорк в Стоуни-Брук.
Чем занимался на Западе?
— На Западе я прожил больше 16 лет — уехал туда в 1998 году, почти сразу после окончания учёбы в МГУ, а вернулся в конце 2014-го. Первые несколько лет я жил в Англии, где защитил кандидатскую диссертацию, потом переехал в Швейцарию, где защитил докторскую диссертацию, а после получил профессорскую должность в Америке и переехал туда. Из американского университета я на самом деле и не уходил — у меня до сих пор есть там лаборатория. Но сейчас я провожу почти всё своё время в России и рассматриваю это как своё возвращение.
Почему я вернулся?
— Я считаю, что каждый человек должен уважать и любить свою страну. Так же как он должен уважать и любить своих родителей и своих детей. Это неотъемлемая часть человека, и наша страна — это часть нас. Но если вы уже уехали на Запад и думаете о возвращении, то принимать это решение надо в первую очередь по профессиональным соображениям, а не патриотическим. Если учёные будут возвращаться только по патриотическим соображениям, то у них не будет условий, чтобы заниматься чем-то большим, реализовывать свои возможности и таланты, — это будет потеря для науки. К тому же эти люди вряд ли будут счастливы, занимаясь скучной и малооплачиваемой работой. Поэтому если у вас есть интересное предложение для работы в России, то возвращайтесь. Если нет, тогда не возвращайтесь.
Если бы мне было неинтересно работать в России, я бы упустил возможность сделать что-то особенно увлекательное и важное. Не развивал бы свои способности и не реализовывал бы свои возможности. Но в моём случае условия для возвращения были хорошие. Мегагрант от Минобрнауки дал старт для моей лаборатории в МФТИ и позволил создать очень мощный инструментарий для исследований. Позиция в Сколтехе также обеспечивает хорошее финансирование исследований, зарплату и оборудование. Всё это стало привлекательным стимулом.
Что должно сделать государство для возвращения учёных?
— Чтобы ситуация изменилась в целом, а не в единичных случаях, у руководства страны должно быть чёткое понимание, что для возвращения учёных нужно создавать достойные условия. Не нужно рассчитывать на то, что учёные будут возвращаться просто так, чтобы работать в гараже или в шарашке. Должно быть понимание на самом высоком уровне, что для современной науки необходимы хорошая организация и финансирование. А наука — это штука дорогостоящая. Не нужно рассчитывать на то, что люди будут работать в каких-то подвалах, на устаревшем оборудовании и при этом у них будет что-то получаться. Такого не будет. Во-первых, энтузиазма надолго не хватит, а во-вторых, передовые научные результаты всё-таки требуют и передового научного оборудования.
Одними лозунгами никогда не получится остановить утечку мозгов. Чтобы это сделать, нужно, чтобы условия, создаваемые в России, были лучше, чем условия, создаваемые за границей. И по-хорошему, надо не просто остановить утечку мозгов, а организовать их "притечку". Чтобы те, кто уехал, вернулись. Чтобы иностранцы потянулись. Я думаю, что в России при большом желании это получится. Может быть, и не очень быстро, но получится.
Кто работает в моей лаборатории?
— Молодёжь, которая сейчас идёт в науку в России, совсем другая. В конце 90-х — начале 2000-х хороших ребят в науку почти не шло. Те, у кого были мозги, занимались бизнесом, становились юристами, продавали нефть, торговали на бирже и так далее. А в науку шли те, кому от армии нужно было откосить. Я читал лекции в МГУ в середине 2000-х. После пары лекций я решил дальше уже не продолжать, потому что таких пустых и тусклых глаз в аудитории я не видел за всю свою жизнь. С этими студентами было просто неинтересно общаться. Сейчас же ситуация совершенно другая. Три года назад я создал лабораторию на Физтехе, и здесь огромное число талантливейших ребят. Таких я искал по всему миру, когда жил на Западе. Здесь таких теперь можно найти, если им предложить нормальные условия работы. Так что работать сейчас в России стало интересно, и, с моей точки зрения, это как раз и есть самое главное изменение в российской науке.
Все мои лаборатории интернациональные, и российская — не исключение. Были и приходят ребята из Италии, Мексики, Китая, Армении, Украины, Ирана. Это очень талантливые люди, и прекрасно, что мы можем собрать их вместе, причём в России. За счёт того что в лабораторию попали новые ребята, со свежими идеями, взглядом и очень хорошим образовательным багажом, удалось поднять несколько новых тем. Причём, как мне кажется, они новые не только для нас, но и для мировой науки в целом.
Например, удалось создать новый метод в рамках проекта USPEX, который может не только предсказывать структуру оптимального материала при разном составе, но позволяет вообще "прошерстить" всю периодическую таблицу и все возможные комбинации элементов друг с другом и во всех возможных структурах. Из всего этого множества соединений мы можем найти то, которое обладает наилучшими свойствами. Этот метод имеет огромное будущее.
Также нам удалось создать несколько способов предсказания для так называемых магических наночастиц, обладающих особо высокой стабильностью. У нас сейчас выходит целая серия статей о совершенно новых классах соединений, о существовании которых раньше даже не подозревали. Нам удалось также разработать новые методы машинного обучения. Эта тема сейчас в нескольких лабораториях в мире очень активно применяется в контексте теоретической химии и материаловедения, и нам тоже удалось что-то своё в эту тему привнести.
О мегагрантах
— Уже сейчас самое главное отличие работы в России от работы в других странах — это активное обсуждение возрождения науки. Ситуация меняется, и по большей части в лучшую сторону, хотя мы, может, и не всегда это замечаем. Недавно мне на глаза попался спецвыпуск Nature Index. В нём обсуждались страны, которые сделали самый большой рывок в науке за последние несколько лет. Понятно, что самые высокие показатели по росту числа публикаций и их качеству у Китая, но практически сразу за Китаем следует Россия, причём по очень многим показателям.
Ситуация действительно меняется. Например, учреждены мегагранты. Это своего рода эксперимент, и если он окажется положительным, то его результаты станут крайне важными и значимыми для нашей науки.
Получение мной мегагранта позволило создать адекватные технические возможности для вновь созданной лаборатории — ничем не хуже и даже лучше тех, которые были на Западе. Но в долгой перспективе есть неопределённость. Хотя мегагрант уже закончился, МФТИ продолжает финансировать нашу лабораторию, хоть и в меньшем объёме; к тому же упал курс рубля — и закупать суперкомпьютеры стало сложнее. Поэтому долгосрочное планирование — это проблема. На сегодняшний день вычислительных ресурсов у нас достаточно. Мы знаем, куда двигаться, во всяком случае, в ближайшие пару лет или чуть больше. А дальше... Поживём — увидим.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: Возвращение умов — 3. Михаил Шевцов: Знаю намного больше, чем знал за рубежом
Предыдущее интервью: Возвращение умов. Василий Чернышев: Потому что у России есть шанс на прорыв