Лукашенко перед выбором

Россия устраивает пограничные округа на границе с Белоруссией. Это значит только одно: "Союзное государство России и Белоруссии" прекращает своё существование. Ну, подумайте, какое может быть общее государство, если оно разделено погранзонами? Разве только на бумаге.

Когда-то на Белоруссию мы смотрели с завистью и симпатией.

Конечно, не все, но значительная часть нас, россиян, действительно с симпатией 20 лет назад наблюдала белорусские реалии. Когда Москва с головой погружалась в лихие 1990-е и росли, как поганки после дождя, уродливые рынки на перекрёстках, бушевали южане, доморощенные нацисты били прохожих, проститутки по ночам выстраивались на проспекте Мира и Ленинградке, а улицы если и убирались, то как-то выборочно и спустя рукава — тут у нас из уст в уста передавали истории о Минске.

Мы знали: там дочиста выметаются проспекты, скромно ведут себя южные диаспоры, так называемых меньшинств не видно и не слышно, нет в помине нацистов, а если и есть, то им ничего хорошего там не светит. Мы знали, что лидер Белоруссии не спешит разбазаривать своё государство и прогибаться под посольства западных держав так, как это было тогда принято в Москве.

История в том, что бессменный лидер Белоруссии пришёл к власти на волне массового недовольства проводимым прежде курсом. Станислав Шушкевич, прозападный перестроечный профан, пролезший во власть на волне горбачёвского дефективного популизма, очень быстро настроил против себя, да и вообще против тамошних либералов и демократов, всё население страны.

В консервативной, очень советской республике, где был культ победы и где коммунисты не успели стать символом растленного патрициата, как в Москве, девяностые закончились в 1994-м. Даже не все лакомые заводы успели захватить и разграбить, золотозубые азиаты на рынках не успели вытеснить сельских тёток со сметаной. Только-только раскрутившиеся казино пришлось срочно закрывать, путёвые и дерзкие азербайджанские и чеченские ребята поехали домой, и даже местные, белорусские воры в законе, все эти наумы и щавлики, вместо того, чтобы по примеру великой соседней державы стать спонсорами МВД и главами администраций, принялись мереть как мухи или даже просто исчезать один за другим.

Тогда Александр Григорьевич Лукашенко был для нас символом сопротивления, он был нашим героем. Этаким дядей Сашей из соседнего дома, с зачёсом на лысину и в спортивном костюме, который взял да и бросил вызов всесильному дракону. Мы, слыша его говорок, немедленно начинали улыбаться. Живя в состоянии преувеличенного почитания Америки и Запада (нет, не так: находясь перед Америкой и Западом на четвереньках), мы слушали Лукашенко, смешно и по-сельски костерящего Запад, затаив дыхание, — значит, можно и так, думали мы, и надежда зарождалась и в нас.

Впрочем, про эту надежду понимали и те наши сограждане, что не в восторге от идеи нашей независимости, а также та интеллигенция, что получила заказ на обслуживание американских интересов. Им было тоже понятно: если получается у Белоруссии Лукашенко, то может получиться и у России.

Шендеровичи из кожи лезли, чтобы выставить Лукашенко диктатором, коммунистом, фашистом, тираном. "Наш дракон непобедим", — кричали они на всех углах и, затаив дыхание, ожидали минского майдана. Но, кроме отчисленных студентов и нескольких пожилых многолетних знакомых тамошних психиатров, в Минске никто не собирался.

Да, был период, когда нашу общую оборону держала в основном Белоруссия. Но это время окончилось.

Перед Александром Григорьевичем, как перед былинным персонажем из нашего общего культурного багажа, лежит развилка дорог — и ему уже никуда не деться от выбора. Он успешно пережил прессинг Запада, и, когда стала вставать во весь рост Россия, Белоруссия ушла "из-под колпака". Он пережил пару кризисов, он пережил киевский "Эвромайдан", не испортив отношений ни с Украиной, ни с Россией. Он поседел, как матёрый волк, перестал быть "молодым политиком", он сросся с почвой, став символом своей страны вроде знаменитой "бульбы" или полесских болот. Ему, как бы он ни старался, не удастся прожить долгую политическую жизнь, не сделав этого окончательного выбора, того самого, по которому о нём и его власти будут судить и говорить столетиями.

Выбора, который предлагается Западной Руси с самых древних пор. Того, о котором, по сути, и написана была гениальным Гоголем повесть "Тарас Бульба". Упаси только Бог Александра Григорьевича выбрать по примеру Андрия.